Теория невероятности
Шрифт:
Невероятность – это правда, ещё не ставшая простой.
Книга, которую держите в руках, называется «Теория невероятности». Автор стихов, собранных под этой обложкой, прожил неполных сорок два года – короткую, но яркую и насыщенную жизнь. Вячеслав Алексеевич Назаров (1935–1977) жил во времена хрущёвской оттепели и громадных строек, наивного оптимизма и больших надежд. Это было время первого полёта в космос, тогда «простой рабочий человек» представлялся богом, способным запустить «рожденье солнца по команде с пульта».
Назарову довелось поработать
Тем интереснее познакомиться ближе с его лирическим героем. Кто он? Чем живёт? К чему стремится? Как могла бы сложиться его судьба, существуй он в действительности? Об этом составители сборника позволили себе пофантазировать, и получилась «Теория невероятности».
Коротко о структуре книги. Стихи сгруппированы по разделам в условно хронологическом порядке, и каждая тема обозначает определённый этап в жизни лирического героя. Внутри каждого раздела стихи расположены так, чтобы рассказать читателю некую историю, задать вектор духовного и творческого движения. Забегая вперед, отметим, что у Назарова это движение всегда восходящее, к свету, «к солнцу».
Начнём со «сказочного» раздела, который носит название «Колыбельная птичьей страны». Сказки неизменно сопровождают человечество на протяжении всего его существования. Ребёнку сказки помогают познать и принять окружающую действительность, рассказывают о том, что до срока скрыто от его взгляда, о том, что пока невозможно передать другим способом.
В воображении маленького человека реальность ещё не вполне отделима от вымысла, вот и в «Колыбельной» они сплелись в единое полотно. Здесь и снежная царевна, тающая, «ласковое солнце полюбя», и волшебный перстень, исполняющий заветные желания, и «золото Рейна ищущий гном», и сказочная страна, где «бескрылые крылья найдут», и бог, которого следует «разделить на глину и песок», если он, «тираня и тупея, захочет быть началом всех начал». Из этих фрагментов складывается ещё не совсем ясная картина будущего мира, того, что предстоит открыть, понять, обрести и потерять герою книги на его трудном пути. Здесь закладывается зерно «невероятности». Здесь же прозвучит сначала как напутствие, а позже как своеобразный манифест, девиз, которому лирический герой будет верен до самой последней страницы: «Живи у солнца!»
Действительно, очень много солнца в поэзии Вячеслава Назарова, и далее ещё не раз нам встретится этот мотив. Солнце – олицетворение добра, созидающей силы, жажды жизни, неостановимого движения, которое и есть сама жизнь. Один из сборников Вячеслава Назарова так и назывался – «Световод».
Завершает сказочный раздел стихотворение «Триптих», которое задаёт тон всей книге. Первая часть «Триптиха» – спокойная, лиричная, в ней формулируется запрос на изменение. Мир природы одушевлён, он готовится к рассвету, он замер в напряжённом ожидании, предвосхищении чуда. Он уже готов к тому, чтобы осветиться живительным солнечным светом, но «солнце не всходит с востока» само. Оно «вызревает под утро», и кто-то должен зажечь его, «чиркнув спичкой», послужить пусковым механизмом для чуда. Вторая часть – тревожная, тяжёлая, грозовая. «Ведун» в ней ищет для людей «заветное слово», «живую воду». Но всё имеет свою цену, и за добрые помыслы ведун будет казнён нечистой силой:
За то, что скрывал он,за то, что открыл,за то, что крылат он,за то, что бескрыл, —и чтобы не смел он,не смел никогдапоказывать всем,где живая вода.В третьей части «Триптиха» появляется образ поэта как проводника добра, пахаря, который «пашет наугад и сеет радость». И этот незатейливый труд без адресата и видимой пользы приносит свои плоды. Независимо от времени, независимо от сопутствующих обстоятельств, через целые эпохи, пробивая «сверхпрочный потолок бетонной толщи», прорывается тонкий росток поэтического слова и находит отклик в сердце человека:
Бывает разная она —веснаи почва.Но прорастают семена.Доходит почта.Почта доходит до адресата. Кто-то находит живую воду. Солнце встаёт на востоке в отведённый для этого час. Семена добра и радости прорастают в сердце человека. А в ребёнке, «как проявляется портрет на киноплёнке», проявляется новый поэт – новый пахарь, новый световод. Поэтому необходимо, неодолимо и вечно искусство.
Второй раздел «Теории невероятности» включает в себя лирику, посвящённую Сибири и сибирской природе. Называется он по первой строчке стихотворения «Я знаю, как ели в Сибири растут». Не сохранилось стихов Вячеслава Назарова, посвящённых его малой родине, но имеется довольно много именно о Сибири. Возможно, это не случайность.
Сюда, в Сибирь, Вячеслав Назаров приехал по распределению сразу же после окончания университета в 1958 году, чтобы работать на только что созданной студии телевидения в Красноярске. Как Вячеслав Назаров выбрал Сибирь, так и Сибирь выбрала его – захватила, очаровала, стала ему родной. Она открылась молодому поэту во всей своей природной красоте, заставляющей остро чувствовать жизнь в мелочах вроде дыханья костра, натянутой между берёз паутины, мха на красном камне, в «напряжении покоя» таёжной глуши.
Назаров писал об этом в автобиографии: «Я проплыл по Енисею до Полярного круга, был в Эвенкии, на юге, где в голубой чаше Саян лежит удивительная и загадочная страна – Тува. Я был на строительстве дороги Абакан-Тайшет, видел каменных идолов в степях Хакасии и фантастически огромные корпуса Ачинского глинозёмного завода. Сибирь по-новому прочитала мне Блока и открыла оглушительную простоту Пастернака. В таёжных кедрах пела скрипка Паганини, и сквозь кержацкие сёла сквозил неистовый штрих Гойи…»
Но наблюдаемые им воочию темпы строительства Красноярской ГЭС и алюминиевого завода, их небывалый по тем временам размах, стремительность, с которой трудовой человек подчинял себе величественную природу Сибири, – всё это заставило Назарова задуматься о возможных последствиях таких преобразований.
Вадим Михановский писал: «Он однажды рассказывал мне, как уходил с рыбаками на лов сига и муксуна – прекрасной рыбы низовьев сибирских рек, которую теперь, увы, можно увидеть в основном только на картинках. И Назаров в то время уже тревожился о судьбе сибирских рек, говорил об этой проблеме в фильмах, а позже и в научно-фантастических повестях…» («Ищи в аду свою звезду…», 1990).