Теперь мы выбираем лица
Шрифт:
Я бежал ему навстречу, и мы оба стреляли. На этот раз он не отступил. По-моему, он еще пару раз попал мне в грудь. Потом он дернулся и пошатнулся после моего выстрела. На миг во мне ожила надежда.
Впрочем, мы еще раз обменялись выстрелами.
Слепящая боль обожгла правую сторону моей головы и я оступился. Револьвер выпал из моих онемевших пальцев.
Я не мог допустить, чтобы все этим закончилось. Мне показалось, что рядом с моей головой раздался сухой металлический щелчок. Повернув голову, я увидел его ботинки. Моя правая рука была уже бесполезна, но я не мог позволить ему просто перезарядить револьвер и еще раз спустить курок.
Я попытался схватить его за ноги своей левой рукой и поймал его за лодыжку. Кажется, за левую. Он попытался вырваться, но мне удалось не разжать пальцы. Тогда он попробовал ударить меня своей правой ногой, но в этот момент я дернул его за левую и рванулся к нему всем телом.
Он упал.
Я отпустил его ногу и сумел выхватить из кармана погнутый стилет.
Впрочем, до его сердца или горла мне было не дотянуться, а он уже пришел в себя. Я мог попытаться сделать только одно, перерезать артерию у него на ноге единственным ударом, на который я, быть может, еще был способен. Возможно еще удастся навалиться на него и удерживать на земле, пока он будет истекать кровью. У меня оставался последний шанс.
Я нанес удар, и он отбил его. Он поймал мою руку за запястье. Я попробовал вырвать руку, но ничего не вышло. Он был ранен, ослаб, я видел кровь на его одежде, но у него по-прежнему было преимущество. Другой рукой он стал отдирать мои пальцы от рукоятки стилета.
Теряя сознание, я еще успел осознать, что все кончено, что больше я ничего не могу сделать.
Он вырвал стилет и повернул его лезвием ко мне. Забавно. Моим собственным оружием… Я хотел убить его, не допустить слияния и, таким образом, избавиться от него навеки. Теперь, впрочем…
Последнее, что я увидел перед тем, как почувствовал лезвие стилета, это его лицо. Но на нем не было торжества, только усталость и что-то вроде ужаса.
10
Тишина, свет, кровь. Боль…
Слишком поздно. Слишком поздно…
Не допустить… Нет! Сквозь… Да! Головокружение…
…И свет. Свет!
Я моргал. Я моргал глазами. Я был весь мокрый. Пот, кровь, слюна…
В голове моей бушевали ураганы, подхватывая мысли, выворачивая их, смешивая образы, кружа…
Не думать, не позволять мозгу напрягаться, насколько это возможно, ограничить свое сознание уровнем восприятия и реагирования; казалось, что только так можно сохранить хоть какое-то равновесие.
Боль. Болело в разных местах, но сильнее всего была боль в правой руке. Оказывается, я все время не отводил от нее взгляда, но только сейчас я заставил себя сосредоточить на ней свое внимание.
Моя рука побелела от напряжения, сжимая рукоятку лезвия, чуть выступающего из горла человека, лежащего на моих ногах. Пулевое ранение было у него над левым глазом и кровь на лбу, на щеке, а еще на шее.
Да, да, я все понимал, но сразу же усилием воли выкинул это из головы и занялся своей рукой. Я тискал кисть и отрывал свои пальцы от рукоятки, и тут пришло еще одно воспоминание, которое я немедленно подавил. Наконец, пальцы разжались, и я невольно вскрикнул от боли в мышцах. Я опустил руку и крепко закрыл глаза.
Свет…
Он мучил меня, потому что луч света бил мне прямо в лицо. Я отвернулся, открыл глаза. Все равно было слишком ярко. Я решил уйти от него. Кроме того, мне хотелось убраться подальше от трупа.
Я медленно освободился от трупа, не поворачивая головы ни к нему, ни к свету. Тут же напомнили о себе все остальные болезненные места, особенно правый бок, на котором было мокрое пятно. Впрочем, я сумел подняться на ноги и прислонился к валуну, рядом с которым мы лежали. Я тяжело дышал, голова кружилась.
Я чувствовал себя так, словно оказался в кошмарном сне, я боялся думать о том, что произошло и что может ждать меня впереди. Как только мир вокруг меня обрел равновесие, я оттолкнулся от валуна и пошел. Я пошел вниз, в сторону большой белой луны.
…Скрыться от этого ослепительного света. Но он преследовал меня. Я повернул направо, потом налево. Я ускорил шаги. Но свет не отставал от меня.
Я подавил приступ бешенства.
— Нет! Не думай! Ради Бога, не думай! — сказал я вслух, удивившись звуку собственного голоса.
Не думай. Это вызовет панику, истерику, хаос. В голове должна быть только одна конкретная мысль, не больше, и на ней надо полностью сосредоточиться.
Я сосредоточил внимание на своих движениях, считая шаги, оглядываясь по сторонам, думая о своих ступнях, о своих ногах.
Но я шел не туда.
Разве нет?
Да.
Да, я должен был идти к развалинам. Я…
— Не думай! — напомнил я себе. — Уходи! Уходи!
Да. Сейчас для меня важнее всего скрыться от света, все остальное можно отложить на потом. Хорошая мысль. Нужно запомнить.
Но…
Не забывай! Уходи!
Я пошел быстрее. Пятьдесят шагов. Сто. Прямо. Иду прямо. Пятьдесят шагов. Влево. Пятьдесят…
Но свет следовал за мной, отбрасывая далеко вперед мою колеблющуюся тень, освещая мне путь. Это было слишком жутко, и я не выдержал, побежал, чтобы найти поскорее какое-нибудь укрытие, за которым я мог бы спрятаться.
Я увидел подходящее укрытие впереди, ярдов за двести или триста, и припустился к нему, обогнул с дальней стороны и остановился там, задыхаясь. Машинально я потянулся за сигаретой.
Сигареты? Их не было. Но так и должно быть. Винкель не курил. Скорее… Подожди! Блэк… Нет!
Не думай. Я закусил губу. Здесь свет меня не достанет. Здесь темно, я один в этом укромном месте. Я вздохнул, постарался расслабиться и почувствовал, что мое дыхание успокаивается. Сердце последовало его примеру. Боль в боку уже не была такой острой, режущей, она стала ноющей и тупой. Рана еще кровоточила, хотя не так сильно, как раньше. Я зажимал ее ладонью.