Теперь они мясом наружу

R. Renton

И девушка последовала его примеру, отпрыгнув и вытаращив глаза в очень похожем выражении:

— Капель! — Она резко обернулась на меня и указала за дверь. — Там капель!

Всё что я мог выразить — это полное недоумение. С пожиманием дрожащими плечами.

Зачем-то быстро оглядев потолок в коридоре над нами, голубоглазая девчонка снова осторожно заглянула в дверной проём. И напряжённо всмотрелась примерно туда, где валялась перевёрнутая тумбочка и размокший блокнот.

— Там... Это там в блокноте что-то написано про

тебя?

Резкие кивки.

— И ты брал его в руки?!

Вопрос прозвучал так, словно речь шла не о канцелярской принадлежности, а о взведённой противопехотной мине. Но мне не оставалось ничего, кроме как снова кивнуть в ответ

— И ты ещё... — Она без стеснения окинула меня взглядом с головы до ног. — И ты ещё жив?

Ох, как много я хотел сказать ей в ответ. Но лишь пожал плечами и снова кивнул.

— Точно псих...

Кажется, сейчас она имела в виду несколько другое значение этого термина, нежели чуть раньше. Я лишь театрально отвёл одну руку в сторону, продолжая прикрываться второй.

Заметив, наконец, капающую с моих пальцев кровь, девчонка поинтересовалась, продолжая всматриваться за дверь:

— Порезался что ли?

Указав на её «дядю», я сложил пальцы свободной руки словно маленькую зубастую пасть. И, подняв её к лицу, выразительно пощёлкал «зубами».

— Чего-о... — Оглянувшись на труп, девчонка присмотрелась к нему повнимательнее. И, должно быть, заметила мою кровь на его мёртвых губах. — Ох...

Кажется, она начала догадываться о том, что тут только что произошло. И что я точно не виноват в сложившихся обстоятельствах.

Вновь оглядев меня с головы до ног, а потом своего мёртвого родственника, девушка побледнела и опять еле слышно выдохнула:

— Ох... — Заглянув за дверь, она некоторое время последила за мерным падением капель с пожелтевшего потолка. И на голубых глазах вновь навернулись такие же крупные капли. — Да как же ты так, дядя Миша... Ты же меня сам учил...

Я тактично старался не мешать её печальному трауру. Но холод снова тряхнул меня с головы до ног против всех желаний, и мой судорожный резкий выдох привлёк внимание.

— А ты чего... — Девушка поспешно вытерла слёзы. — Чего ты голый-то?

Я медленно склонил трясущуюся голову на бок и приподнял брови как можно выразительней.

— Хм... Ну да... Стой где стоишь! — Осторожно шагнув к двери, девчонка вытянула шею и заглянула внутрь. — Да... Это его дневник... Я это уже читала... — И она вновь резко повернулась ко мне. — Врёшь! Ничего там про тебя нет!

Я снова сложил ладони книжкой, медленно перевернул их и указал на оборотную сторону.

— На другой стороне?

Нетерпеливый кивок и судорожное дыхание.

Коротко покосившись на кота, словно желая узнать его мнение, девчонка вновь испытующе уставилась мне в глаза:

— Не шевелись. Даже не дрожи!

И, пока я старался исполнить приказ, шагнула внутрь палаты и медленно потянулась к блокноту штыком.

Кот привстал и взволнованно заворчал, пристально наблюдая за её движениями.

Кап. Кап. Кап. Шлёп.

Едва дотянувшись до блокнота, девчонка спихнула его на пол и резко отпрыгнула назад.

Кап. Кап. Кап.

Вода продолжала всё также мерно сочиться с потолка на опрокинутую тумбочку.

Рыжая девчонка напрягла зрение и присмотрелась к последней уцелевшей надписи, беззвучно шевеля губами. И, дочитав предложение, она покосилась на меня:

— Максим Ворошилов?

Торопливый кивок.

— И ты... Ты знаешь, что делать дальше?

Не сразу, но я всё-таки медленно покачал головой.

— Но... Но тут написано...

Я кивнул. И пожал плечами.

— Блин... — Девушка вновь оглянулась на мертвеца. — Это тебя он, значит, тут искал... А нашёл капель... Точнее она его нашла... Ох, дядя Миша, дядя Миша... Что же мне теперь делать...

После моего очередного судорожного выдоха и мёрзлой конвульсии, она опять уставила на меня подозрительные щёлочки глаз:

— А ты вообще чё-нибудь соображаешь, Максим? Сколько будет три плюс пять?

Я показал восемь пальцев.

— А шестью восемь?

Я показал четыре и потом снова восемь.

Девушка снова переглянулась с котом. Тот поймал её взгляд, посмотрел на меня и очень заразительно зевнул.

— Вроде соображаешь... Но что-то мне подсказывает, что ты вообще ни хрена не понимаешь, что вокруг происходит.

Я горячо закивал, вытаращив глаза.

— Что... Ни про Трёхчасовую войну не в курсе? Ни про гостей? Вообще ни про что? Тоже откуда-то с Луны свалился?

Я продолжал молчать, дрожать и смотреть ей прямо в глаза, надеясь, что она сама увидит в них ответ.

— Ну ты даёшь, молчун... — Девушка снова переглянулась с котом, словно в поисках решения о моей дальнейшей судьбе. Но тот продолжал выражать скуку, занявшись вылизыванием передней лапы. — Ладно. Со мной пойдёшь. Может дед подскажет, что с тобой делать. И дома у дядь Миши ещё записи были, на ноутбуке... Тоже какие-то расчёты... Их я не читала. Может там что-нибудь есть по твоей части... Ты в матанализе разбираешься?

Я покачал головой.

— И чёго ты тогда вообще можешь знать... Хотя мы вот с дедом тоже ни фига в этом не понимаем... — Она, наконец-то опустила штык и с грустью посмотрела на своего покойного родственника. Но при этом больше не делала ни малейшей попытки к нему приблизиться. — А дядь Миша на физ-мате преподавал... Говорил, что пытается найти систему в том, что гости вокруг творят... Типа их так-то фиг поймёшь, чё им вообще надо... Совсем же другие... Нелюди... А математика — она во всей вселенной одинаковая. Типа универсальный язык... И можно как-то всё рассчитать... Может даже попробовать с ними договориться о чём-то... Или понять, как их прогнать отсюда ко всем чертям!