Теперь ты ее видишь
Шрифт:
Впереди ее ждал целый день безделья — в лучшем случае каких-нибудь мелких хлопот. Суини не решалась ни спать, ни работать. Она слишком устала, чтобы отправиться на этюды. Оставалось лишь смотреть телевизор и читать либо заняться стиркой. Суини склонялась к тому, чтобы взяться за книгу, но мысль о куче грязного белья не давала ей покоя. Пообещав себе, что почитает часок, а потом займется стиркой, она устроилась в кресле с огромным справочником по применению акриловых красителей.
От изучения ярких красок ее оторвал звонок в дверь. Недовольно ворча
— Кто вы? — спросила она, не отрывая глаз от линзы.
— Детективы Аквино и Райтнер, нью-йоркский департамент полиции, — ответил тучный мужчина, стоявший ближе. Он произнес название целиком, без сокращений. Детективы поднесли удостоверения к двери, как будто Суини могла прочесть их сквозь «рыбий глаз».
Они, конечно же, не знали о картине, поскольку о ней было известно только Ричарду и Суини, но, судя, по всему, кто-то сообщил им об ее связи с Ричардом. Вздохнув, Суини отперла дверь. Она понимала, что полицейские лишь исполняют свой долг, проверяя всевозможные версии, и все-таки чувствовала себя неуютно.
— Госпожа Парис Суини? — осведомился толстяк. Девушка гневно свела брови на переносице.
— Просто Суини.
Полицейский несколько оторопел от такой реакции, потом его лицо разгладилось и стало равнодушным.
— Нам можно войти?
Он выглядел еще более утомленным, чем Суини. Под его глазами обозначились темные круги, лицо было пепельно-серым. По-видимому, он недавно побрился, его чуть влажные волосы свидетельствовали о том, что он принял душ и, вероятно, переоделся, однако ему не удавалось скрыть усталость. Коллега толстяка, стройный и светловолосый, выглядел куда свежее, но его лицо не отличалось доброжелательностью.
— Не хотите ли кастрюль… э-ээ… чашечку кофе? — предложила Суини, усадив посетителей. Толстяку явно не помешало бы взбодриться.
В глазах светловолосого полицейского появилось оцепенелое, загнанное выражение, словно он с трудом сдерживал смех. Аквино бросил на него сердитый взгляд.
— Буду очень признателен, — отозвался он. — Сахар и сливки, и побольше.
— То же самое, — сказал Райтнер.
Суини вновь наполнила свою чашку и сварила еще две, добавив столько сахара и сливок, что нормальному человеку хватило бы энергии полдня бегать по стенам и потолку, а уровень холестерина в крови поднялся бы на несколько пунктов. Должно быть, бедняги пьют так много плохого кофе, что вынуждены таким вот образом сдабривать его вкус, решила она.
Суини водрузила чашки на маленький поднос, вошла в гостиную и опустила его на кофейный столик. Сказав себе, что у нее нет никаких причин для волнения, она уселась и взяла свою чашку. Интересно, как обычно проходит допрос? Может, она должна начать разговор?
Пригубив кофе с видом истинного ценителя, толстяк заговорил сам, не дожидаясь ее помощи:
— Госпожа Суини, знакомы ли вы с Ричардом Уортом?
Она удивленно посмотрела на него.
— Конечно. Иначе вы не пришли бы ко мне.
Толстяк поперхнулся.
— Вы знаете о том, что его бывшую жену убили прошлой ночью. — Это был не вопрос, а утверждение.
— Да.
— Были ли вы знакомы с госпожой Уорт?
Глаза Суини потемнели.
— Да, — тихо ответила она. — Мы были знакомы много лет. Я выставляла свои работы в ее салоне.
— А, так вы художница?
— Да.
— Подумать только. — Аквино посмотрел на большой пейзаж, висевший на стене. — Это ваша?
— Нет. — Суини нипочем не повесила бы у себя в квартире собственное творение. Когда ей хотелось отдохнуть, она предпочитала любоваться чужими картинами. Покончив с обменом любезностями, полицейский приступил к делу:
— Госпожа Уорт была не очень-то довольна вашей связью с господином Уортом, не правда ли?
Швейцар разболтал, сообразила Суини, вспоминая сцену в вестибюле дома.
— Она говорила, что ей это безразлично, но как-то утром пришла ко мне, застала здесь Ричарда и расстроилась. — Суини с гордостью подумала, что свет еще не видывал такой мастерицы преуменьшать.
— Когда это было?
«Они все знают, — подумала Суини. — Полицейские уже переговорили со швейцаром и задают вопросы, заранее зная ответы, только чтобы проверить, скажу ли я правду».
— Несколько дней назад.
— Как долго длится ваша связь с господином Уортом?
Суини смотрела на толстяка, хлопая ресницами. Вопрос совершенно ошеломил ее, хотя другие женщины, наверное, даже не удивились бы.
— Не знаю… Какой нынче день?
Полицейские обменялись быстрыми взглядами.
— Четверг, — сообщил Райтнер.
— Значит, мы вместе уже неделю. Откровенно говоря, я потеряла счет дням.
— Неделю… — повторил Аквино, делая пометку в маленьком блокноте. — Эту ночь вы провели в доме господина Уорта.
Суини покраснела. Ну вот, пожалуйста. Теперь ее сочтут женщиной легкого поведения.
— Да.
— Где вы провели предыдущую ночь, госпожа Суини?
Ага. Наконец-то они переходят к главному. Суини встревожилась. В ту ночь она была одна в квартире, никто сюда не звонил, а значит, у нее нет свидетелей… и нет алиби.
— Я была здесь, — ответила она.
— Одна?
— Да.
— Всю ночь?
— Да.
— Может, вам захотелось прогуляться перед сном, глотнуть свежего воздуха?
— Нет. Я не выходила из дому.
Райтнер потер нос.
— Может, вы кому-нибудь звонили, с кем-нибудь разговаривали?
— Нет.
— Вам не случалось бывать в квартире госпожи Уорт?
— Нет. Я даже не знаю точно, где она жила.
— Общались ли вы с госпожой Уорт после недавней стычки? Расстроившись, она могла позвонить вам и угрожать — знаете, как это бывает, когда речь идет о сердечных делах.
Какое восхитительное красноречие! Суини на мгновение отвлеклась, изумленная тем, что услышала из уст сыщика слова «сердечные дела», но тут же одернула себя.