Теплая Птица
Шрифт:
«Трое ублюдков из ОСОБи изнасиловали ее…» — чугунными буквами легли на меня слова Христо. Я скрипнул зубами.
— Ты чего, Андрей?
— Ничего.
Я обнял Марину, поцеловал холодноватые губы.
— Что тебе сказал Христо? — спросила она.
— Он хочет, чтоб я стал стрелком.
— И ты?
— Согласился.
Я думал: Марина обрадуется, но в ее глазах не отразилось ничего, кроме страха. Снегирь без руки, Киркоров без глаза… Она боится за меня…
— Марина, я пройду испытание.
Девушка высвободилась из объятий.
— Андрей, я поняла, — ее голос сорвался. — Поняла, что это все — не мое.
— Что не твое?
— Возрожденцы, Москва, вообще — этот мир. Это не мой мир, Андрей! Мой мир — это ты. Я уже ничего не хочу, просто — быть с тобой, любить тебя.
Ее голос дрожал, пламя свечи колыхалось.
— Давай уйдем, Андрей. Уйдем в Джунгли.
У меня в голове все смешалось. Я не мог понять эту женщину. Она привела меня сюда, познакомила с Христо, по сути дела — сделала возрожденцем, а теперь… Быть может, еще совсем недавно такой поворот событий обрадовал бы меня, но теперь я не мог уйти из резервации. Я должен убить Лорд-мэра, и убью во что бы то ни стало.
— Что ты такое говоришь? — схватил я Марину за руку.
— Ты прав, прав, Андрей, — она тихо плакала. — Я — предательница, но ничего не могу с собой поделать.
— Ты не предательница, — я поцеловал рыжую макушку. — Я пройду испытания, Марина. Пройду, какими бы они ни были.
Неделя началась с ледяного дождя. С неба лила вода, и прямо на глазах превращалась в лед. Обледенели щербатые развалины кремлевской стены, Василия Блаженного, ГУМа, Исторического музея, сугробы сковала корка, которую трудно пробить даже подошвой «гриндера». Возрожденцы сидели по кельям, как мыши, лишь изредка выходя наружу. За весь день мы с Мариной хорошо если перекинулись парой ничего не значащих фраз. Девушка была задумчива и немного грустна, я не лез к ней с разговорами. О чем говорить, когда все решено?
Вечером к нам в келью заглянул Снегирь. Я перехватил взгляд Марины, брошенный на обрубок его правой руки.
— Что, скучаете?
Он негромко засмеялся, протягивая Марине наполненный чем-то мешок.
— Христо приказал удвоить вам пайки, — вздохнул он. — Неэкономный человек наш учитель…
Я с удовольствием отметил, как в глазах Марины загорелась веселая искорка.
— Да, и еще. Христо хочет, чтобы мы, Андрей, отправились завтра на барахолку.
— На барахолку?
— Ну да. Выходим утром. Чтоб — как штык.
Он вышел, плотно затворив за собой дверь. Колыхнувшись, потухло пламя свечи.
— И Киркоров с нами? — удивился я, с неудовольствием разглядывая стоящую поодаль неуклюжую, закутанную в плащ фигуру со значком на груди.
— С нами, — отозвался Снегирь, протягивая мне рюкзак.
Я поскользнулся на ледяной корке.
— Осторожнее, олух! — побелел Снегирь.
— Что там?
— Взрывчатка.
Я осторожно просунул руку в лямку рюкзака и набросил его на плечо.
— Ну, с богом, — сказал Снегирь. — Пошагали, Киркоров!
Мы двинулись через площадь в сторону развалин Исторического музея. Я и Снегирь шли рядом, Киркоров держался на расстоянии. Идти по ледяной корке было тяжело. А зная, что на плече висит взрывчатка, — вдвойне тяжелее.
Свернув налево, мы недолго проследовали вдоль кремлевской стены с робко торчащими красными пеньками.
— Стоять, братва!
Снегирь замер, осмотрелся по сторонам.
— Сюда!
В обледенелом сугробе темнела дыра. Киркоров первым скользнул в нее. Где-то внизу ударились о камень подошвы ботинок.
Я собрался было прыгнуть следом, но Снегирь схватил меня за руку.
— Нельзя! С этим, — он кивнул на рюкзак.
Снегирь вынул из-за пазухи веревку, протянул мне. Я привязал один конец к лямке рюкзака, другой намотал на руку.
— Киркоров, готов?
— Спускай.
Рюкзак медленно поехал вниз.
— Есть, — глухо, как из могилы.
Снегирь, зачем-то перекрестившись, спрыгнул в дыру. Что за жизнь у меня пошла: вылез из одной дыры, вот уже другая! Я последовал следом за ним.
Луч света ударил в глаза.
— Цел, Андрей?
Снегирь отвел фонарь в сторону.
— Порядок.
Киркоров протянул мне рюкзак.
Я едва не выпалил: «Вот сам его и тащи», но сдержался. Рюкзак снова оттянул мое плечо.
Следуя за лучом фонаря, мы преодолели каменные ступени.
— Андрей, в метро когда-нибудь бывал? — спросил, сверкнув зубами, Снегирь.
— Приходилось, — отозвался я.
«И не думал, что придется вернуться сюда».
— А вот я люблю метро.
Я невольно вздрогнул: Киркоров словно бы прочел мои мысли. А я уже решил, что он всю дорогу намерен молчать.
— Да, люблю, — повторил Киркоров. — Возможность вдруг вынырнуть из-под земли где угодно, застать врага врасплох, она окрыляет.
Вот, крыса…
— А еще лучше — затаиться и подсматривать, — сказал я. — Еще сильнее окрыляет.
Киркоров сверкнул на меня единственным глазом. Снегирь, не будучи в курсе наших с Киркоровым взаимоотношений, понял по-своему.
— Все верно, надо всегда быть начеку, — понизив голос, сказал он. — ОСОБЬ не дремлет.
Темные стены, капающая с потолка вода, темнота оказались замечательной декорацией к разговору об ОСОБи. Мы пошли молча.
Луч света уткнулся в желтоватую стену. Под ногами захлюпала вода. Этот зал казался не таким огромным, как тот, где мы были с Мариной.
— Сюда!
Вслед за Снегирем я спустился с платформы на рельсы. Они, как и раньше, как и всегда, струятся двумя желтоватыми змейками, приглашая в путь. Куда? Неважно, куда. Все предопределено, все продумано и решено за тебя. Вот потому-то игроков так завораживает железная дорога…