Теплый пепел надежд
Шрифт:
Касьян принялся ее успокаивать. Он и впрямь не хотел никого обидеть, просто подначил слегка, чтобы поумерить восторги, как Иринины, так и свои, между прочим…
— Что вы, Ириночка Андреевночка, я же шучу! Действительно, славная девчушка!
Женщина окончательно расстроилась.
— «Девчушка»! Да разве она смотрится на какую-то «девчушку»?! Она прекрасная и благородная девушка! Не заводите меня, а то я рассержусь!
Касьян кое-как успокоил Ирину и вскоре ушел. Он даже ругнул себя за то, что заводил ее. Зиночка ему именно этим и понравилась: благородной
«…Ну, что ж, — подумал он, — живое — живым. Когда загнусь я, пусть мои товарищи на моих поминках выпивают и любятся, мне, может быть, там станет веселее».
В таких размышлениях он добрел до дома и решил позвонить Севе, пусть хоть по телефону пока скажет, почему Генкина смерть кажется ему странной.
Оказалось, Севу смущало то, что накануне Генка чувствовал себя прекрасно, был бодр, счастлив и весел, таскал, как игрушки, «мордоворотов» — так он называл свои скульптуры — и выглядел на все сто.
А в тот трагический день, когда Сева зашел к нему помочь, он увидел совсем другого Генку — хмурого и расстроенного. Они даже выпили с ним немного, и тут Генка сказал, что после как-нибудь расскажет такую историю — закачаешься, он сам еле на ногах удержался…
Сева спросил, про что история-то? Генка, заржав по обыкновению, пошутил, что про коня в пальто. И они пошли грузить.
Вскоре Генка вдруг сказал, что его мутит и… грянулся об пол. Его увезла «скорая», день в реанимации… и все дела.
— Как будто его отравили, что ли, — предположил Сева, — но врач «Скорой» определил сразу: молодой инфаркт. Поинтересуйся, что вскрытие показало, — попросил он, — мне все кажется, что его траванули…
— Кто? У него что, враги были? Ты кого-нибудь подозреваешь?
— Нет, — печально отозвался Сева, — не было у него вроде бы врагов…
— Никому он дороги не переходил, — продолжал размышлять Касьян, — выставка небольшая, не авангардизм, не андеграунд…
— Почему же он расстроенным был? — тянул свое друг на том конце провода. — И какую-то историю хотел рассказать…
— Сева, подумай, ты с ним чаще встречался, о чем эта история могла быть?.. — Касьяну будто кто-то шепнул на ухо: горячо.
Но друг уныло отнекивался.
— Ты же всех его корешей и девиц знаешь! — пытался воздействовать на товарища Касьян. — Вспомни, кто из них был с ним в последнее время?..
Сева стал вспоминать… Девицы у Генки были всегда, однако ни одна долго не задерживалась.
Авангардисты? Они его обожали — незлой, хлебосольный парень, — ни в грош не ставя как художника. Поэтому ни о соперничестве, ни о зависти речи идти не может.
— Ну хоть кто-нибудь что-то знает? — добивался Касьян.
— Мы с ребятами-художниками вечером посидели, поговорили — никто ничего. А меня что-то гложет, сам не знаю… Уж больно он здоровый был, не хилый, в любом смысле… Ну, ты же знаешь.
На том разговор закончился. Пусто.
Касьян зашел к патологоанатому. Тот подтвердил диагноз: молодой инфаркт. Они случаются в молодом возрасте и часто именно с летальным исходом.
Какая там история произошла с Генкой, с какого она боку — так никто и не узнал.
Выпили на поминках крепко. Все называли Генку гением. Что ж, теперь можно и нужно, даже если ты так не считаешь вовсе.
На поминках были две девицы с заплаканными глазами, но волком друг на друга не смотрели, наоборот — друг дружку поддерживали и вместе рыдали.
Касьян подсел к ним, но ничего толкового не услышал.
Обе художницы, занимались в классе у Пирогова, с обеими он спал, а затем их объединил…
Они не обижались и какое-то время жили втроем. А потом вот сами подружились.
Ни о какой загадочной или необычной истории они не знали, возможно, Геннадий хотел над Севой подшутить, разыграть его. Гена это умел.
Касьян обошел мастерскую; скульптур было мало, почти все свезено в выставочный зал, вернисаж открывался через два дня. За столом говорили, что народу будет — тьма, как никогда у Генки… Пойдут не на его творения — привлечет смерть художника накануне выставки.
Так говорили Генкины товарищи, будучи уже в подпитии и потому откровенно.
На выставку Касьян сразу не попал, закрутился с делом о грабеже с убийством, а когда собрался, выставка уже закрылась.
В первые дни отбою не было от посетителей — как и полагали пьяненькие художники на поминках, а через неделю — один-два человека, да и то какие-нибудь проходящие мимо пенсионеры или бомжи — погреться. Март в российской стороне месяц зимний.
Один раз Касьян забежал в Дом перехватить кофе с вкусными булочками и увидел Зиночку. Она сидела задумчивая, простенькая, в синем свитерке, джинсах, с заколотыми волосами.
Такой она была даже милее, ближе, и Касьян чуть было не подошел к ней, но вовремя одумался. С чего это он полезет со знакомством? А может, она не захочет с ним говорить? Наверняка! У нее явно не то настроение, чтобы выслушивать пошлятину типа «такая красивая и такая грустная»… И вообще, к такой девушке с «малым джентльменским набором» не подъедешь.
Зиночка ушла скоро, и тут же из кухни выглянула Ирина Андреевна, подошла к Касьяну и заговорщически шепнула:
— Нравится вам наша Зиночка?
Он пожал плечами:
— Что-то она сегодня как в воду опущенная…
— С работой у нее не ладится, — вздохнула Ирина, — ей предложили поступить в школу фотомоделей, но у нее на учебу денег не хватит. Надо идти работать, а не валять дурака, считает Зиночка. Она девушка серьезная, несмотря на свою внешность.
Касьян неопределенно хмыкнул. Не очень-то он верил в серьезность этой девицы. Ищет, наверное, богатенького, вот и шастает по всяким шоу. Быть на виду, вот о чем она мечтает! Захотела, нашла бы работу. Хотя бы здесь, в Доме, чем плохо? Ирине помогать! Так ведь не пойдет на кухню…