Терминатор
Шрифт:
– Почему так сделано? – спросил Двинский. Вновь на секунду он ощутил знакомое чувство, будто на него повеяло холодом. – Зачем?
– Никто этого не предвидел, – сказал киборг. – Все думали, что у пилота есть возможность взять управление на себя. На деле получилось не так. И правильно. Человек всегда во власти эмоции. У него могут возникнуть галлюцинации, он может сойти с ума, его может затопить черная волна из глубин психики. Я знаю это на опыте. Мало ли что может случиться с человеком!..
– А с вами?
– К моему глубокому сожалению,– монотонно произнес киборг, – ничего.
9
Двинский
Экспресс догонял Европу. Торможение началось вскоре после выхода из пояса астероидов. Основная скорость была сброшена. Даже наиболее сложный маневр – гравитационное торможение при пролете Каллисто и Ганимеда – был завершен. Сейчас экспресс, почти погасив скорость, приближался к Европе. Ее пятнистый диск висел впереди, превышая Землю, наблюдаемую со стационарной орбиты. И увеличивался на глазах.
– Вы не забыли, как вести себя при посадке? – спросил киборг. – Через несколько минут мы войдем в атмосферу. Когда скорость упадет до тысячи километров в час, я выпущу крылья. Верней, сначала тормозные парашюты. Ленточный, потом обыкновенные. Их четыре. Они очень красиво смотрятся на фоне неба – как букет из четырех цветов. Хотя я бы предпочел, чтобы их было три.
– Почему?
– Ну, четные букеты кладут на могилы, – сказал киборг. – Парашюты напоминают мне, что я… не совсем жив.
Некоторое время они молчали.
Европа стала больше Юпитера. Ее вогнутая чаша занимала полнеба. Она уже не увеличивалась в размерах, но рисунок пятен укрупнялся.
– Пора прощаться, – сказал киборг. – Надеюсь, наши беседы не пропадут впустую. Вы нравитесь мне, Володя. Главное, берегите свою невесту. Не поддавайтесь ревности. Мужчина должен уметь прощать. Сейчас я никогда бы не поступил так, как раньше. Мне бы хотелось, чтобы вы всегда ее любили. Пусть моя печальная история не повторится.
– Ваша жена тоже была неправа,– сказал Двинский. – По-моему, ей нравилось вас мучить. Женщина должна быть другой. Если любит, конечно.
– Она меня любила, – сказал киборг. – Есть вещи, которые ты знаешь. Кстати, обратите внимание на пейзаж: скалы Европы – это вам не какие-нибудь Альпы! А какой, по-вашему, должна быть женщина?
Небо в иллюминаторах окрасилось алым: экспресс накалял воздух. Скалы были далеко внизу, дикие, нетронутые цивилизацией. От них тянулись длинные тени. Экспресс приближался к линии терминатора – внизу была вечерняя заря, там заходило Солнце, хотя на ста километрах оно стояло еще высоко. Еще немного – и будет видна темная сторона спутника. Там обитаемый центр, и ночь, и люди уже засыпают.
– Женщина должна быть доброй,– сказал Двинский. – Как моя Настя.
– Ее зовут Настя?
– Да. А почему вы спросили?
– Так, – монотонно произнес киборг. – Действительно глупо. Она у вас, наверное,
– Очень, – сказал Двинский. – Хотя почему-то ее лицо ускользает, я не могу удержать его перед собой. Отчетливо помню лишь родинку на щеке.
– Родинку на щеке?
– Да. У нее небольшая родинка возле левого глаза. Но она ей идет. Только ее фамилия мне не нравится. Но это дело поправимое. Ведь правда?
– А как ее фамилия? – помедлив, спросил киборг.
– Фамилия? – Двинский назвал фамилию. – Зачем она вам?
Киборг не ответил. Несколько мгновений висела тишина. И внезапно оборвалась – в репродукторах замяукало и засвистело. Это Двинский уже слышал – радиоголос Юпитера, превращенный в звук.
Но почему киборг включил приемник, не ответив на заданный вопрос?
Экспресс во что-то уперся – это пошли за борт парашюты, гася оставшуюся скорость.
Опять невесомость. Без предупреждения, без приглашения затянуть ремни. Поверхность спутника метнулась вверх, запрокинулась, перевернулась. Экспресс падал. Мелькнуло небо – пустота, заполненная черным. В отдалении возник причудливый разноцветный букет. Четыре небесных цветка, отделенные парашюты.
– Почему вы не выпускаете крылья?..
Киборг молчал. Или ответ потонул в грохоте радио.
– В чем дело? – закричал Двинский. Спутник медленно поворачивался в иллюминаторах. Снизу. Слева. Справа. Сверху. Опять снизу. Экспресс вращало.
– Что случилось?
Никакого ответа.
Что могло случиться? «К сожалению, ничего». За иллюминаторами – лишь небо и скалы. Скалы все ближе, и небо все ближе. И жуткий хохот радио.
Двинский дернулся к пульту. Еще не поздно. Включить двигатель и выпустить крылья. С киборгом что-то произошло. Там разберемся.
Двигатель ожил сам. Корабль вздыбился. Двинского вырвало из кресла и швырнуло вперед – на острые углы и напряжение.
Это уже когда-то происходило.
Он не ударился головой о пульт. Его подтормозило в воздухе. Нет – он висел неподвижно, а кто-то уводил от него пульт, медленно поворачивал вокруг него кабину и приближал к его глазам иллюминатор. И давил, давил, давил иллюминатором на лицо.
Перегрузка была оглушительной. Двинский не мог шевельнуться, но мысль работала. Были фразы, которые все объясняли: «Роботы добрые, но бесчувственные», «Я сто раз клялся, что это не повторится», «Что-то на меня находило», «Я готов был убить каждого», «Теперь я бы так не поступил», «Со мной ничего не случится», «Ее зовут Настя?», «А как ее фамилия?», «И у нее родинка на щеке? Ведь правда?..»
Совпадение? Нелепое совпадение? Нет. Нет. Нет!
Когда он уже видел место, в которое врежется экспресс, неведомая сила оторвала его от иллюминатора и швырнула в кресло.
10
Очнулся Двинский на Европе, в больнице. Рядом стояли врач и руководитель станции.
– Ну, молодец, – сказал руководитель. – Экспресс ты посадил просто чудом. Что у тебя произошло?
Двинский молчал.
– Мы уже давно следили за тобой. Все шло по программе, и вдруг машина словно взбесилась. Ты вырвал ее у самой поверхности. Что же все-таки произошло?