Терновый Король
Шрифт:
Он отыскал небольшой водоем, питаемый чистой родниковой водой, и, сняв с себя монашескую одежду, совершил омовение под развесистой плакучей ивой, которой, очевидно, было уже много лет. Его живот стал плоским как доска, но, несмотря на голод, юноша чувствовал себя превосходно. Постирав одежду, Стивен развесил ее сохнуть, а сам вольготно устроился на мшистом берегу, с наслаждением прислушиваясь ко всем ощущениям и окружавшим его звукам. Он не мог нарадоваться тому, что остался жив, и поэтому боялся упустить что-нибудь важное.
Какая-то птичка
К полудню его одежда высохла, и, облачившись в нее, Стивен снова отправился в путь, который теперь лежал в сторону монастыря. Весело насвистывая какую-то мелодию, он пытался представить, как долго длилось его путешествие. Потом Стивен заговорил вслух, с невообразимой радостью внимая собственному голосу.
– Святые постепенно забрали у меня все ощущения, – начал он свой рассказ, обращенный к лесу. – А в конечном счете мне все вернули назад. Любопытно было бы знать, что они сделали с моими чувствами? Может, изменили их так, как преображается металл в руках кузнеца? Ведь теперь я ощущаю все по-иному.
И не только. Он подсознательно знал, что отныне будет смотреть на мир совсем другими глазами.
Стивен вновь принялся насвистывать.
Вдруг он услышал, что его свист подхватил кто-то еще, и сразу понял, что это была та самая птичья мелодия, которую он недавно слышал. Она запечатлелась у него в памяти с удивительной точностью, со всеми вариациями. Стивен вновь рассмеялся. Мог ли он сделать это раньше, или этот дар получил во время посвящения? Воздаяния бывают разные, в зависимости от пути и личности человека, поэтому никогда нельзя сказать, какие способности обретаются в результате посвящения. В тот миг, когда Стивен обнаружил в себе талант подражать птицам, он полагал, что этого дара для него более чем достаточно.
Ночью птичьи песни изменились, и, сидя у костра, Стивен с наслаждением принялся изучать новые мелодии так, как это делал днем. Ему казалось, что он теперь ничего не может забыть. Без всякого труда он сумел до мельчайших подробностей воспроизвести в памяти вид водоема, в котором совершил омовение. Мог ощущать все, что его окружало ночью, как будто знал об этом с самого рождения.
Эти знания были проявлениями той самой силы, которая называлась сахто Декмануса. Судя по всему, она в самом деле изменила его природу к лучшему.
На следующий день Стивен продолжил проверять свои способности, но на этот раз принялся декламировать известные ему баллады: «Горгориада», «Сага о Феттеринге», «Сказ о Финдомере». Вспоминая их, он ни разу не споткнулся ни на слове, ни на фразе, несмотря на то что последнюю из них слышал всего лишь раз, причем десять лет назад, и чтение этого произведения заняло около двух часов.
На обратном пути к монастырю он воздавал почести каждой святыне, благодарил всех святых, но не взбирался на холмы силы. Мало ли какие сюрпризы ему готовила дорога назад.
Во вторую ночь в птичьей мелодии появилось нечто новое, некий трепет, словно лес напоминал ему о чем-то страшном и мрачном, но давно забытом. Чем больше Стивен прислушивался к голосам пернатых, тем больше убеждался, что их трели были обращены к нему. И окончательно он уверился в своем подозрении, когда ночью к нему не пришел сон. Стивена ожидали в монастыре. Ему нужно было выполнять свою работу. Фратекс вряд ли обрадуется, узнав, что он так долго болтался без дела. В конце концов, он прошел свое посвящение для того, чтобы лучше выполнять поставленные перед ним задачи.
Пробуждавшийся лес встретил рассвет таким же тревожным тоном, каким была наполнена вся прошлая ночь. Стоило Стивену обратить взор на восток, как его бросало в дрожь, а в теле появлялась какая-то странная слабость. У храма Тор Скат он вспомнил страшную историю о том, как один старый рыцарь почувствовал, что его подстерегает зло. Потом Стивен припомнил легенды о Терновом короле, и от этих мыслей его едва не обуял дикий ужас.
У храма Святого Сьезела страх стал понемногу отступать, и с каждым шагом, приближавшим Стивена к монастырю, его волнение становилось все меньше и меньше. Вскоре он снова принялся насвистывать, напевая известные ему прежде песни и баллады, но даже тогда радость Стивена оставалась не полной, потому что у него начали ныть кости. Что-то вокруг было не так, что-то от него требовалось сделать, и для этого ему нужно было повернуть назад.
Он подошел к речке, которую пересекал на пути посвящения. Его путь подходил к концу, и к заходу солнца Стивен должен был добраться до монастыря. Поутру он начнет проверять свои новые способности на любимых книгах, древних рукописях и священных писаниях. Нет сомнения, что именно к этому призывал его святой Декманус, а никак не к тому, чтобы без дела гоняться по лесу за глупой мечтой.
С внутренним трепетом он взглянул на речку, но в самый последний момент по велению своего обновленного сердца повернул на восток и, сойдя с тропы, углубился в дикие заросли.
Голод стал для него вопросом жизни и смерти. Пищу, которую Стивен брал с собой в дорогу, должно быть, он давно потерял. Вряд ли ему удалось ее съесть за каких-то три-четыре дня. Под могучими деревьями не росло почти ничего съестного, а Стивен был совершенно не сведущ в вопросах охоты. Правда, заточив перочинным ножом палку, он сумел загарпунить рыбу. К тому же сущим оазисом для него оказались некогда выжженные молнией участки леса. В этих местах, не затененных густыми ветвями деревьев, ему удалось найти яблоню и хурму, низкорослую вишню и виноград. Тем не менее голод продолжал одолевать все сильнее и сильнее.