Терпение Мегрэ
Шрифт:
Она села на жесткий диван, скрестив ноги, и дрожащей рукой пыталась зажечь сигарету. по Комиссар присутствовал при своего рода крушении.
Он знал ее уверенной в себе, зачастую высокомерной, часто зло насмехавшейся над ним.
Сейчас она напоминала загнанное животное, ушедшее в себя, испуганное и полное тревоги.
Мегрэ крутился на кресле, вертел его в разные стороны и, в конце концов, принял ту позу, в которой часто видел Пальмари.
— Он прожил здесь три года пленником этого механизма.
Мегрэ говорил как бы сам с собой, его руки
— У него оставалась только ты, чтобы общаться с внешним миром.
Она отвернулась, взволнованная тем, что видит человека такой же комплекции, как Манюэль, в его кресле.
А Мегрэ продолжал говорить, не обращая вроде бы на нее внимания.
— Это был мошенник старой школы, мошенник времен наших отцов. А старики были гораздо осторожнее, чем современные мальчики. В частности, они никогда не разрешали женщинам вмешиваться в свои дела, разве что когда пользовались их выручкой. Манюэль уже прошел эту стадию. Ты слушаешь?
— Слушаю, — пробормотала она голосом маленькой девочки.
— Правда, этот многоопытный старый крокодил полюбил тебя, как мальчишка, полюбил девку, подобранную им на улице Фонтен. У него уже была кругленькая сумма, которая бы позволила ему уехать на берега Марны или куда-нибудь на юг. Этот бедный идиот вообразил, что сделает из тебя настоящую даму. Он одел тебя, как супругу богатого буржуа. Ему не нужно было учить тебя считать, это ты умела с самого рождения.
Сколько показной нежности было в твоем обращении с ним! Ты хорошо себя чувствуешь, папа? Хочешь, я открою окно? Ты не хочешь пить, папа? Хочешь, твоя Алина тебя поцелует?
Резко поднявшись, он произнес:
— Девка!
Она и глазом не моргнула, не шевельнулась, хотя знала, что в гневе он способен и ударить ее.
— Это ты его заставила записать недвижимое имущество на твое имя? А счета в банке? Не важно! Пока он оставался здесь замурованный в четырех стенах, ты встречалась с его сообщниками, ты передавала им от него инструкции, ты собирала бриллианты. Тебе все еще нечего сказать?
Сигарета выпала из ее пальцев, и концом тапочки она раздавила ее на ковре.
— Сколько же времени ты была любовницей этого самца Фернана? Год, три года, несколько месяцев? Вам очень удобно было встречаться в отеле на улице Этуаль. И однажды кому-то из вас двоих, Фернану или тебе, стало невтерпеж. Хоть Манюэль и был слабее, чем раньше, но все же оставался крепким и мог прожить десять или пятнадцать лет. Накоплено было достаточно, и тебе не составляло труда внушить ему, что остаток дней надо провести там, где его могли бы катать в кресле в саду, где бы он чувствовал себя легко и свободно среди природы. Тебе или Фернану пришла эта мысль в голову? Твоя очередь говорить! Давай, живее!
Тяжелыми шагами он ходил от одного окна к другому, иногда выглядывая на улицу.
— Твоя идея?
— Я тут ни при чем. — И с усилием спросила: — Что вы сделали с Фернаном?
— Он в камере предварительного заключения, где будет
— Он ничего не сказал?
— Не важно, что он сказал. Ясно, что не ты убила Манюэля. Фернан взялся за это, пока ты ходила за покупками. Что касается второго преступления…
— Какого еще второго?
— Ты что, не знаешь, что в доме произошло еще одно убийство?
— Кого?..
— Так вот! Подумай немного и ответь — кого, если ты не играешь комедию. Пальмари убрали с дороги. Но Барийар вдруг заподозрен полицией в этом убийстве. Вместо того чтобы увезти вас обоих на набережную Орфевр и устроить вам очную ставку, вас оставляют каждого в своей ловушке, тебя здесь, его напротив, без связи друг с другом. А что это дает? Ты таскаешься по квартире, теряясь в догадках, чем все кончится, и даже не моешься. Барийар мучительно соображает — где может быть наиболее слабое звено. Особенно возможный свидетель.
Прав он или нет, но Барийар уверен, что ты не будешь свидетельствовать против него. Но вот там, наверху, в мансарде есть сообщник, может быть, немного безумный, а может быть, более хитрый, чем хочет казаться, которому того и гляди достанется лакомый кусок.
— Старый Жеф убит? — воскликнула она.
— А ты сомневалась, что он будет первым в списке?
Она смотрела на него, явно сбитая с толку, не зная, за что уцепиться.
— Как его убили?
— Сегодня утром его нашли повешенным в подвале Барийара, давно уже превращенном в мастерскую, где Жеф Клаас, точнее Виктор Крулак, заново гранил украденные камни. Он повесился не сам. За ним ходили наверх, в мансарду. Его стащили в подвал и убили, прежде чем надеть веревку на шею.
Мегрэ не торопился, ни разу не посмотрел молодой женщине в лицо.
— Теперь речь идет не просто о грабежах, не только о драгоценностях, не о свиданиях в отеле «Бюсьер». Речь идет о двух убийствах, совершенных хладнокровно, преднамеренно. Тут слетит по меньшей мере одна голова.
Не в силах больше сидеть на месте, она встала и тоже принялась шагать, стараясь не подходить близко к комиссару.
— Что вы об этом думаете? — услышал он ее шепот.
— Что Фернан превратился в дикого зверя, а ты в его самку. Что ты жила тут месяцы и годы с тем, кого называла папой и кто доверял тебе, и ждала часа, когда сможешь пойти порезвиться с этим негодяем. И теперь уже не важно, кто держал пистолет, убивший Манюэля.
— Не я.
— Сядь сюда!
Он указал ей на инвалидное кресло, и она, онемев, вытаращила глаза.
— Сядь сюда.
Он схватил ее за руку и заставил сесть в кресло.
— Не шевелись. Я покажу тебе место, где Манюэль сидел большую часть дня. Здесь! Вот! Чтобы иметь радио под рукой, журнал под другой. Точно?
— Да.
— А где находился пистолет, без которого Манюэль никогда не пересаживался с места на место?
— Не знаю.
— Лжешь, ты видела, как Пальмари клал его туда каждое утро после того, как вечером уносил к себе в спальню. Верно?