Терра инкогнита
Шрифт:
«Шотландия» тем временем развернулась уже почти наполовину, а ее бортмеханик выстрелил из своего штуцера. Ясное дело, не попал: между дирижаблями еще не меньше трехсот метров!
В свист турбины начал вплетаться какой-то скрежещущий звук, но де Тасьен не обращал внимания — ведь осталось всего несколько секунд. Он совместил мушку с вырезом в прицельной рамке так, чтобы они смотрели прямо в центр надписи «Роял айр нави» на борту англичанина. И дал короткую пристрелочную очередь. Пули прошли ниже — значит, он недооценил расстояние до «Шотландии». Ствол чуть вверх…
Турбина сзади загремела так, что де Тасьен почти не слышал грохота своего пулемета,
— Турбине кирдык! — крикнул ему механик.
И в Англии, и во Франции воздухоплаватели давно мерили расстояния в метрах, вес — в килограммах, а объемы — в литрах. Кроме того, среди них получили распространение характерные слова, которыми комментировали различные ситуации австралийские инструкторы.
Конечно, Пьер человек смелый и сильный, однако его техническая грамотность оставляет желать лучшего, подумал де Тасьен, глядя на развороченный корпус турбины, из которого торчали гнутые лопасти. Какой же это кирдык? Тут совершенно явный песец, даже и говорить не о чем.
Потом лейтенант посмотрел вниз. Там, примерно в полукилометре, блестела чуть подернутая рябью волн поверхность Ла-Манша. Судя по тому, что ни одного из берегов не было видно, они находились примерно посредине, то есть не менее чем в пятидесяти километрах от Шербура.
Де Тасьен попытался оценить направление и скорость ветра. Их понемногу несет туда же, куда движутся волны, то есть на восток, вдоль пролива. Это нехорошо, так можно лететь долго, а залететь вообще черт знает куда. Впрочем, из-за утечек дирижабль все равно опустится не позднее чем через сутки. А что вверху?
Там облака шли в нужном направлении, то есть на юг, но до них было не меньше километра. И значит, надо сбрасывать все, без чего можно обойтись, чтобы набрать необходимую высоту.
Пьер это тоже понял, отчего взял гаечный ключ и начал было откручивать гайки крепления спиртового бака. В безмерном изумлении де Тасьен смотрел на действия своего бортмеханика, но быстро очнулся и рявкнул:
— Двоечник! Каким местом ты слушал объяснения господина Цеппелинюка? Сбрасывать надо в первую очередь то, что больше весит, а вода гораздо тяжелее спирта! Значит, первым делом водяной бак. За ним — котел, мэтр Бурлье не надорвется сделать еще один. Не хватит — скинем турбину, один черт ее уже не починить. И только потом, если этого окажется мало…
Механик занялся водяным баком, а виконт повернулся спиной к штурвалу и педалям — все равно рули уже не могут оказать никакого влияния на полет. Достал из ящичка под сиденьем небольшой австралийский стаканчик из очень легкого полупрозрачного материала, открыл краник, налил горючего и, задержав дыхание, употребил. Эх, до чего же хорошо пошло!
Проводив взглядом кувыркнувшийся вниз водяной бак, Александр расстелил на сиденье рядом с собой шелковый платок, выложил туда три недозрелых томата, после чего достал алюминиевую флягу. В ней сейчас булькал не спирт, а пиво, ибо горючего в баке вмещается двести литров — зачем его лить еще и в эту несерьезную емкость. Правда, к текущему моменту запас спирта был выработан чуть больше чем наполовину, но оставшегося все равно хватит. Пиво же, хоть оно и простонародный напиток, великолепно подходит запивать стаканчики от второго и далее. Гораздо лучше анжуйского или даже шампанского вина, хотя некоторые, например шевалье де Кувре, так не считают. Ну и бог им судья, Александр вообще недавно с удивлением услышал от королевского медика, что плоды томатов, например, страшно ядовиты. Да что может понимать эта клистирная трубка, когда сам герцог закусывает спирт именно ими? Особенно хороши вот такие, еще слегка зеленоватые.
Посмотрев, как вслед за водяным баком вниз отправился котел, де Тасьен принял еще стаканчик, закусил томатом и, самую малость подумав, для полной гармонии добавил пару глотков пива.
Вовсю светило солнце, и вообще жизнь явно была хороша. И австралийцы молодцы — придумали сделать крепления так, что для сброса любого оборудования требовались усилия всего одного человека, так что вставать и идти помогать Пьеру, начавшему возиться около турбины, не было никакой нужды.
Виконт опять взялся было за стаканчик, но глянул влево и засунул емкость обратно в ящик. Пулемет! Вот его-то ни под каким видом сбрасывать нельзя, а значит, надо загасить спиртовку, распустить пружины, протереть подающий механизм и аккуратно зачехлить оружие. И только потом продолжить утоление духовной жажды. Кстати, как там высота? О, уже почти добрались до второго слоя облаков, и теперь ветер ощутимо сносит дирижабль на юг. Так что сбросим турбину, и высоты с гарантией хватит долететь до берегов Франции.
Де Тасьен с любовью смотрел на хитрый механизм, обошедшийся ему в совершенно непредставимую сумму. И не суть, что он ее не отдавал: долг есть долг, от него никуда не деться. Единственное утешение — герцог, ясно понимая стесненные обстоятельства виконта, не настаивал на скорейшем погашении, предоставив срок в пятьдесят лет. И специально подчеркнул, что на наследников этот долг не перейдет, так что дорогой виконт может не опасаться, что в случае, например, его преждевременной гибели в бою у него, Алекса, будут какие-нибудь претензии к его семье.
«Ха, даже если мне и дальше так будет везти, что я в конце концов умру в своей постели, то все равно это случится гораздо раньше, чем через пятьдесят лет», — подумал тогда виконт.
Тут он был и прав, и неправ одновременно. Ему действительно было не суждено дожить до окончания пятидесятилетнего срока, но совсем немного — всего полгода. Граф Александр де Тасьен, генерал-адмирал Небесного Флота Франции, кавалер орденов Святого Михаила, Святого Духа, Святого Людовика и даже австралийского Дружбы Народов, скончался в самом начале пятьдесят шестого года века железа и пара на девяносто четвертом году жизни. Да и то принявший последний вздох графа врач утверждал, что если бы не излишняя любовь адмирала к горячительным напиткам, коей он не изменял до последнего дня жизни, то его сиятельство прожил бы еще как минимум несколько лет.
Но сейчас, в июле одна тысяча семьсот шестого года, Александр де Тасьен, понятное дело, знать этого не мог. И поэтому, убедившись, что турбина благополучно покинула гондолу, он откушал третий стаканчик, запил, закусил, аккуратно свернул платок. После чего, откинувшись спиной на закрепленный штурвал, уперся ногами в спиртовой бак и надвинул на глаза козырек летного шлема. Жизнь была не просто хороша, а натуральным образом прекрасна. И, значит, ничто не помешает вздремнуть часа три-четыре, за которые ветер донесет неуправляемый дирижабль до берегов Франции.