Терра инкогнита
Шрифт:
Оказалось, что я не совсем прав. Мы вскарабкались на самую вершину, с которой открывался замечательный вид, и дон гордо показал мне укрепленную батарею. Да, мне, конечно, приходилось видеть брустверы и пожиже, но не так уж часто. А в качестве вооружения там торчали двенадцать двадцатичетырехфунтовых пушек. На кой черт их сюда втащили, если корабль сможет оказаться в зоне их досягаемости, только вплотную подойдя к берегу, я, честно говоря, не понял. Зато мишень с воздуха они представляли отличную — один английский дирижабль за один налет легко помножил бы батарею на ноль. По крайней мере, стало понятно, зачем сюда хотели отправить де Тасьена с его «Францией».
Но батарея на вершине — это было еще не все.
Я, конечно, не ожидал увидеть здесь неприступный укрепрайон, но действительность оказалась даже хуже моих не очень оптимистических предположений.
— Похоже, сюда придется вложить несколько больше, чем предполагалось поначалу, — поделился я сомнениями с комендантом. — Во-первых, необходимо перекопать перешеек так, чтобы получилась основная линия обороны и две запасных, третьей будет мавританский замок. Ну и начинать рыть в скале ходы и вооружать ее нормальными пушками. Вы случайно не знаете какого-нибудь подрядчика, который мало того что возьмется за это дело, но при этом доведет его до конца и не проворуется сверх всякой меры? А то ведь его тогда придется повесить, чего не хотелось бы.
Комендант сказал, что именно такой знакомый подрядчик у него есть (а кто бы сомневался). Действительно, дон Педро был непохож на дурака и, значит, приложит все усилия к тому, чтобы денежные потоки на обустройство моего графства циркулировали в пределах его досягаемости. Нас это вполне устроит, лишь бы человек не терял чувства меры. Ну а для контроля вполне естественно будет оставить здесь управляющего со взводом легионеров для охраны.
Смысл же затеянных работ был в обеспечении безопасности строящегося Суэцкого канала. Да, сейчас наибольший вред ему могут нанести турки, но следует смотреть в будущее. А там, кроме Англии и Франции, иных конкурентов не просматривается. И значит, австралийский гарнизон на Гибралтарской скале, по крайней мере, уполовинит число не только желающих, но и имеющих возможность когда-нибудь протянуть свои грязные лапы к нашему каналу.
Отбив радиограмму в Донецк насчет пушек для будущей Гибралтарской крепости, я счел первый визит в свое графство законченным и велел готовиться к возвращению под Севилью, где меня ждала королевская чета.
Надо заметить, что по мере знакомства с ним Филипп все больше напоминал мне нашего Николая Второго — по крайней мере, насколько я мог его себе представить по дневникам и книгам Анри Труайя. Король был неплохо образован, мил, доброжелателен, неглуп и так далее. Но на роль правителя, тем более в кризисной ситуации, он не подходил совершенно. Почему? Да потому что не понимал и не хотел понимать простой вещи — власть много требует от ее носителя. Его дед Людовик Четырнадцатый, при всех своих недостатках, работал по шестнадцать часов в сутки — и все на благо Франции, как он его понимал. Внук же, получив от меня заем и переправив деду оговоренную часть, на остатки начал строить новую резиденцию для своей жены. И это в то время, когда армия его страны на глазах разваливалась именно из-за недостатка средств!
Кроме этого, у молодого короля имелась еще одна, скажем так, серьезная фобия. Он боялся ответственности. Не знаю, было причиной детство в тени его великого деда-тирана, или тому способствовали причины иные, но факт оставался фактом. В истории покинутого нами мира Филипп в конце концов отрекся от престола в пользу сына, мотивируя это действие тем, что он, понимаешь, устал. Но сын умер, и бедному отказнику пришлось вновь садиться на трон, где он вскоре и помер.
Мне даже было его немного жалко — ведь совсем же не на своем месте человек! И значит, человеколюбие требует, чтобы я ему хоть немного, но помог.
Насколько мне представлялось, главной проблемой Филиппа в настоящий момент было отсутствие чьей-нибудь широкой спины, за которой он мог бы спрятаться от житейских бурь и невзгод. Раньше эту роль выполнял Людовик, однако теперь ситуация поменялась, и Филипп понемногу впадал в растерянность. Но вдруг у него появился знакомый, у которого нет никаких проблем с шириной спины, то есть ваш покорный слуга. Да и вообще у нас в Австралии полно людей, за которыми король сможет чувствовать себя как за каменной стеной, — и, значит, от меня теперь требовалось потихоньку донести эти простые, но глубокие мысли до сознания их испанских величеств.
Как-то незаметно подошел месяц апрель. Вообще-то королева должна была родить в июле, но оба ее предыдущих ребенка рождались недоношенными, так что наши медики и сейчас не исключали досрочного появления долгожданного наследника. Я проводил время в беседах с Филиппом и его окружением, среди которого оказалось немало прямых и честных людей, практически не скрывавших, что они бескорыстно и страстно любят деньги. Но как только весна перевалила за середину, косяком пошли гости.
Сначала прилетел де Тасьен. Почему-то Людовик не отменил задания прикрывать Гибралтар с воздуха, несмотря на резкую смену статуса оной географической точки. Или у короля просто не дошли руки? А свежеиспеченный адмирал был и рад немного отдохнуть в курортном месте, да еще в приличной компании. Тем более что мачту для дирижабля мы уже поставили, а заправочное оборудование, имеющееся на «Врунгеле», не шло ни в какое сравнение с тем, чем отважному воздухоплавателю приходилось пользоваться раньше. Своим перелетом граф поставил сразу два европейских рекорда — он пробыл в воздухе шестнадцать часов и преодолел за это время четыреста шестьдесят километров, взлетев из-под Валенсии. Это стало возможным благодаря попутному ветру на всем маршруте, но и от де Тасьена потребовалось немало, чтобы этим ветром воспользоваться.
А сразу после торжественной встречи французского воздухоплавателя к нам прискакал еще один почти царственный гость с небольшой свитой. Почти — это потому что Джеймс Стюарт все-таки пока не стал американским королем Яковом Первым, но находился на пути к этому. А по дороге в Филадельфию его корабли остановились в устье Гвадалквивира, сам же он решил нанести мне визит перед решающим броском за короной.
В честь высокого гостя на «Врунгеле» был устроен званый ужин, где присутствовала испанская королевская чета, а также граф де Тасьен.
Ужин начался со словесного поноса Стюарта о том, какого неслыханного процветания добьются американские территории под его просвещенным управлением. Поначалу его слушали внимательно, но минут через пятнадцать на лицах присутствующих начало проступать недоумение. Через полчаса оно усилилось, а будущий Яков, кажется, даже не притомился и продолжал молоть языком. У меня закралось подозрение, что он может делать это очень долго, но я не имел ни малейшего желания выяснять, сколько именно, так что просто подмигнул де Тасьену.
Александр все понял правильно и, дождавшись минимальной паузы в словоизвержении, зычно провозгласил:
— О, сколь завидная судьба ждет ваших будущих подданных! За это просто нельзя не выпить, потомки нас не поймут.
Будущий король и квакнуть не успел, как у него в руках оказалась стопка со спиртом, кою ему и пришлось заглотить под ожидающим взглядом давно расправившегося с содержимым своего стаканчика небесного адмирала. Который, пока покрасневший Стюарт пытался отдышаться, быстро налил по второй и рявкнул: