Терра инкогнита
Шрифт:
Я же делил свое время между надзором за восстановлением французского корабля, постройкой корпуса нашей новой шхуны и помощью Илье, который все никак не мог закончить три паровых движка, предназначенных для нее.
В процессе совместных работ на «Красавице» я обратил внимание на самого молодого из матросов, которому только-только стукнуло двадцать. Он и был на положении именно «молодого», то есть подай-принеси-получи по шее. В силу чего не испытывал повышенной любви к сотоварищам. Паренек же оказался смышленым и не лишенным честолюбия, так что скоро у него появились и неофициальные, но хорошо оплачиваемые обязанности по сбору информации. Но я соблазнил его не столько деньгами, сколько возможностями карьерного роста. Потому как недавно прибывший кабатчик тоже отнюдь не гнушался стука, и, выходит, только в Ильинске у меня
Закончив с паровыми движками, мы с Ильей переключились на винты, коих требовалось изготовить две штуки. Во всех предыдущих случаях использовались привезенные из будущего, ну а тут уже настала пора делать их самим. Бронзы у нас было вполне достаточно, материалы для расчета имелись, так что оставалось только прикинуть технологию.
После пары экспериментов мы отказались от идеи отливать винты целиком. То есть лопасти будем делать из отливок по одной, потом забьем их в вырезы на ступице, зафиксируем электросваркой, доработаем по месту и отцентруем. Ох и геморрой же получится! Хотя к этому делу можно привлечь испанцев. Вряд ли их стране хоть чем-то поможет знание обрывков технологии изготовления бронзовых винтов.
Правда, у испанских плотников вызвала определенный интерес наша сушильная камера. То есть кирпичный сарай, куда загружались доски и через них продувались горячие топочные газы. Про электровентиляторы они даже не догадывались, но при желании к подобной сушилке вполне можно приспособить и мехи. Впрочем, это не очень страшно. Пока сведения дойдут до Филиппин, и то пройдет пять лет. Да и нужна эта сушилка, только если работаешь в спешке, а вообще-то трех лет естественной сушки дереву вполне хватит. Хотя я где-то читал, что англичане сушили отборный лес для лучших кораблей двадцать лет.
Кроме того, наконец-то была получена первая партия бездымного пороха местного производства, что позволило мне приступить к экспериментам со снарядами для наших гладкоствольных пушек.
Они делались на основе стальных труб внутренним диаметром пятьдесят миллиметров и имели длину ствола два двадцать, то есть почти сорок пять калибров. До этого мы использовали снаряды с нераскрывающимся оперением, которые нормально летели на километр, а потом начинали кувыркаться. При стрельбе дымным порохом такое нас в общем-то устраивало, но с бездымным появлялись новые возможности, кои теперь следовало реализовать.
Начал я с попыток приспособить к снарядам раскрывающееся оперение, но особым успехом эта затея не увенчалась. Летали мои образцы очень хорошо, далеко и точно, но не все, а примерно треть. Некоторые начинали беспорядочно вертеться сразу после вылета из ствола, а остальные — пролетев от трехсот метров до километра. В общем, повозившись недели две, я перешел к снарядам, которые назвал полуреактивными. То есть к обычной чушке с нераскрывающимся оперением добавлялся реактивный заряд, работающий через фигурное сопло. Проходящие сквозь него газы обеспечивали подкрутку летящего снаряда. Ну и показывали его траекторию, потому как реактивную струю было неплохо видно. Вот эти боеприпасы вели себя очень неплохо — с ними дальнобойность наших пушек выросла до трех километров, а скрытый брак составлял всего около пяти процентов. Причем на такой дистанции цель размером со средний корабль поражалась примерно каждым третьим выстрелом, что, с моей точки зрения, было очень неплохим результатом. А то я уже начинал волноваться, чем же мы вооружим шхуну, работы над корпусом которой уверенно двигались к завершению. Ибо радиоуправляемые модели самолетов и ракетопланов все-таки были невосполнимым ресурсом. Запустишь — и все, одной боевой единицей станет меньше, новых же взять неоткуда. Полторы сотни приемников с рулевыми машинками — это ведь, если прикинуть стоящие перед нами задачи, до смешного мало.
Вечерами же ко мне часто заходил на огонек Анри Воллан. Поначалу в буквальном смысле, потому как электрическое освещение моего дома, да еще и светодиодными лампами, произвело на него сильное впечатление. Я объяснил, что мне это необходимо, потому как для работы
В основном мы с ним беседовали про Францию и про справедливость. Воллан оказался бывшим гугенотом, перекрестившимся в католичество после того, как Людовик XIV отменил Нантский эдикт. То есть мой собеседник не отличался религиозной упертостью, но преследование гугенотов ему активно не нравилось. Я поддакивал, время от времени вставляя намеки, что те из них, кто ни под каким видом не желает отказаться от веры отцов, вполне могут попытаться начать новую жизнь на новом месте. Где верить можно вообще во что угодно, и единственное условие — при этом не мешать реализовывать данное право другим.
Однако доктор оказался не только скрытым гугенотом, но при этом еще и совершенно явным утопистом. Мало того что он знал, кто такие Мор и Кампанелла, и даже читал «Город солнца». Он был большим поклонником какого-то Габриэля де Фуанье, который почти двадцать лет назад выпустил книжку «Южная земля» с описанием страны Австралии, расположенной в Антарктиде. Там, по заверениям автора, царил самый что ни на есть оголтелый коммунизм. Воллан наизусть шпарил длиннейшими цитатами, из коих я запомнил только то, что в этой антарктической Австралии девяносто шесть миллионов населения и она является очень технически развитой страной. Люди там живут в круглых домах с железными колоннами, а над площадями натянуты огромные полотнища для защиты от палящего южного солнца. Народ, естественно, счастлив в труде и равенстве, а про деньги помнят только некоторые историки. Кстати, то, что он увидел у нас, показалось ему довольно похожим на описанные этим Фуанье картины. Действительно, в Ильинске ведь пока первобытный коммунизм на фоне весьма совершенной техники. И яркий тент над площадкой перед моим домом.
Я попытался объяснить, что равенство по утопистам — это одно, а составляющее основу гражданского права Австралийской империи равенство возможностей — совсем другое, но, кажется, не преуспел. Доктор просто сказал — мол, со временем мы сами придем к тому, что в совершенном обществе ни один его член не должен жить лучше другого. Вникнув в эту формулировку, я решил форсировать работы по совершенствованию тайной полиции. А то не успели оглянуться — и у нас уже есть свой анархо-коммунист! Правда, не выросший на местной почве, а выловленный в океане, но все же. Хотя, пожалуй, его энергию вполне возможно направить и в более конструктивное русло. Показать человеку путь, которым в свое время прошел Че Гевара. Пусть едет во Францию и проповедует там равенство, братство и все остальное! Главное, чтобы не забывал упоминать при этом про далекую, но вполне реальную Австралию, где вышеупомянутое уже есть. Мы ему поможем. Снабдим печатной продукцией, деньгами, а со временем, глядишь, и до оружия дело дойдет. Только все это надо делать достаточно быстро, пока он от избытка душевных сил не начал агитировать прямо в Ильинске. И такая возможность у нас была, ибо после новогодних праздников планировались сразу две экспедиции — в Южную Америку за селитрой на «Соболе» и в Южную Африку за алмазами на «Победе».
Но пока у нас шел только конец ноября, ознаменовавшийся спуском на воду корпуса новой шхуны, названной «Чайкой». Спуск прошел нормально, и нам с Ильей в ближайшие две недели придется основательно поработать руками, то есть установить и смонтировать силовую установку будущего корабля. Доверять это нашим ученикам еще рано, но они будут присутствовать в качестве подсобной силы, так что когда-нибудь молодые механики из мориори смогут производить подобные операции самостоятельно.
В этот раз в Ильинске уже было кому отмечать наступление Нового года, кроме нас троих, и мы отправили трицикл с двумя мориори на поиски чего-нибудь, хоть отдаленно напоминающего елку. Экипажу были вручены картинки, с коими следовало сверяться, и тульский трехколесник утарахтел на север. Через десять дней он вернулся с сообщением, что елка найдена, и старший экспедиции протянул мне фотоаппарат со снимками.