Terra Insapiens. Замок
Шрифт:
— Всё это можно предусмотреть в законодательстве, — успокоил Судья. — Ввести пропорциональную ответственность всех мировых религий за незаконные действия их, так сказать, покровителей.
— Если, как указано в Библии, — продолжал Судья — ни один волос с вашей головы не упадёт без воли Всевышнего, значит, за всё безобразия Ему и отвечать, Ему и его представителям.
Артур пошёл в душ, а когда вернулся, Судья всё ещё продолжал говорить, но теперь он спорил с Адамом о важности законов.
— Вы говорите — первична мораль, а я утверждаю — первичен закон, — горячился Судья. — «Fiat iustitia, et pereat mundus».
— Закон — это механическая справедливость, — возражал
Судья возразил убеждённо и строго.
— Очевидность не является доказательством. Очевидно, что Солнце вращается вокруг Земли.
— Законы создавались и шлифовались веками, — продолжил он. — А мораль, как показывает наше время, очень текучая материя. Иногда человеку приходится делать неприятный выбор. Толерантность, справедливость, гуманизм очень часто конфликтуют с разумом и с истиной. Например, в одном английском историческом сериале и герцога, и епископа, и даже королеву играют темнокожие актёры. Безусловно все должны обладать равными правами. Но в данном случае историческая правда принесена в жертву толерантности. Хорошие побуждения двигали людьми, но в итоге победили ложь и глупость… Вот к чему приходят, когда мораль ставят над законом и здравым смыслом. Ведь закон руководствуется именно здравым смыслом и опытом поколений.
— Да, ваша честь… — заметил Паскаль. — Вы явно не в тренде современных течений. Сейчас за такие речи в вашей славной Британии вас бы точно турнули с работы как минимум.
Судья нахмурился, а Паскаль наоборот фыркнул от смеха.
— Ты чего? — недоумённо спросил Артур.
— Анекдот вспомнил на эту тему… В Голливуде решили снимать римейк «Чапаева». Василий Иванович — негр, Петька — тоже. Чапаев говорит Петьке: «вот, Петька, разобьём белых, такая житуха начнётся!»
После ужина Артур одел наушники плеера и послушал музыку. Это был сборник песен. Погрустил под «Sister Rosetta goes before us», потанцевал под «High low meddle». Потом снял наушники и сел за стол, взяв в руки книгу. Но передумал и решил прогуляться.
Выйдя во двор, он с удивлением увидел, что ворота в сад приоткрыты. Обычно Андрон запирал их на ночь. Он прошёл сад весь и в самом конце его неожиданно увидел сидящего на траве, прислонившись к стене, Демона. Лунный свет хорошо освещал его грубое, как будто вырезанное каменотёсом, суровое лицо. Казалось он спал, положив голову на сцепленные сзади руки. Артур хотел незаметно уйти, но Демон видимо услышал его шаги и открыл глаза. Пару секунд он внимательно смотрел на Артура, потом опустил руки и кивком указал Артуру на место напротив него. Артур подошёл и сел на траву.
— Скажи — зачем им Бог? — пытливо спросил Демон. — Неужели, прожив много лет, они так и не поняли, что Бог — это человеческая придумка, немудрёная попытка найти свой смысл в этом мире? Ведь это человек создал Бога по образу и подобию своему.
Он смотрел на Артура холодным взглядом.
— Люди ищут ответы на трудные вопросы, — попытался объяснить Артур, — и Бог является самым простым и доступным ответом. Разве вам никогда не хотелось иметь доброго и сильного Отца?
— Никогда, — коротко отрезал Демон. — Само слово «отец» вызывает у меня неприятные воспоминания. Я ненавидел своего отца. Он не был ни добрым, ни сильным. Я презирал его и ненавидел, и носил это в себе, стараясь не общаться с ним.
В руке он теребил сорванную веточку, время от времени обрывая её листки.
— Бог нужен слабым, — угрюмо сказал он. — Человек в этом мире хромой. Ему нужны костыли — Бог, мораль, закон. Мало кто отваживается отбросить костыли и пойти своими ногами. Да не торной тропой, а туда, куда душа захочет.
— Люди верят в Бога, чтобы преодолеть смерть, — волнуясь, сказал Артур. — Только Бог может дать людям бессмертие.
— Бессмертие?.. Знали бы люди — чего желают! Бессмертие будет пострашнее смерти… Я уже не верю ни в Бога, ни в человека… Однажды — это было в далёкой юности, — я порылся в своей душе и не нашёл там любви к человечеству. Это меня слегка озадачило. Может быть, я стал мизантропом? Нет, отдельные люди мне интересны, а вот человек, как вид, мне стал неинтересен. Может быть, потому что человек — всего лишь разновидность обезьяны. Мне неинтересна умная обезьяна, и тем более стая умных обезьян.
Артур зримо припомнил свой первый разговор с Демоном. А тот продолжал свою мысль:
— Мне не нравится современное человечество. Прошли времена богов и героев, пришли времена муравьёв и кроликов. Работа и размножение, работа и размножение — на тысячи лет вперёд.
— А разве не так было всегда? — попробовал найти мост между ними Артур. — Героев и гениев всегда было мало, да много их не нужно.
Демон внимательно посмотрел на него.
— Кому не нужно?
— Человечеству, — пояснил Артур.
— К чёрту человечество! — Демон сплюнул. — Какие-нибудь будущие археологи, копаясь в пластах исторического навоза, будут изучать мумию человечества, пытаясь понять, что сподвигло эту несуразную живность назвать себя детьми Бога и ждать от Него подарка своим любимым детям в виде вечной райской жизни? Ответ на этот вопрос останется для них загадкой.
— Что до меня, — продолжил он, — я вот жду… когда она начнётся.
— Что начнётся?
— Война… Третья мировая… Да так, чтобы уже вернуть остатки человечества обратно в пещеры — другой жизни оно не заслуживает.
Он с тяжёлой улыбкой смотрел на Артура.
— Я ведь свой перевод сюда специально устроил. Кончится человечество, а я на острове, глядишь, и выживу. Вот тогда придёт моё время. Я уж им покажу демократию с толерантностью. Землю будут жрать.
Артуру стало не по себе. Он хотел подняться, но Демон, увлёкшись, продолжал.
— Будет война, будет. Большая война. Много оружия накопилось. Надо ему найти применение… Видел я сон о ждущих войны. По всей земле раскинуты каменные склады, окружённые колючей проволокой. Часовые с оружием обходят их, грозно окрикивая случайных зевак и заблудившихся прохожих. Лежат на складах пули, гранаты, бомбы, снаряды. Копятся они годами, ящики лежат друг на друге. Подъезжают грузовики, привозят новое оружие и боеприпасы. Лежат они долгие годы и мрачные мысли шевелятся в их металлических душах. «Когда? Ну, когда же уже? Долго ли нам ещё ждать? Смысла хотим себе мы. Бессмысленно наше лежание здесь. Ржавеют наши металлические оболочки, сыреет наш порох и тротил.» Миллионы, нет — миллиарды! — пуль мечтают пронзить чью-то тёплую плоть, миллионы снарядов мечтают обрушить людские дома. «Смысла, смысла хотим мы себе! Иначе зачем мы созданы вами?» Так говорят ожидающие войны. И война поэтому будет. Чтобы безумие мира обрело смысл.
Артур поднялся, слегка кивнул и пошёл прочь. На своей спине он уносил презрительный взгляд Демона.
Было уже поздно и, вернувшись в комнату, Артур лёг спать. Но мысли, толпившиеся в его голове, не давали ему уснуть. Промучившись полчаса, он встал, зажёг настольную лампу и сел читать.
«Одна из человеческих вер называется атеизм. Отсутствие Бога также недоказуемо, как Его присутствие. Тем более, что слово «Бог» есть простой звук, несколько букв, связанных в слово, повешенное ярлыком на то, что не может быть понято разумом и передано словами. Всё, что сказано о Нём, — человеческая фантазия, поистине безграничная и высокая. Человек сотворяет Бога по образу и подобию своему, и в этом творении, равнозначном творению мира, он возвышается до Него.