Терри на ограде
Шрифт:
Он вдруг почувствовал себя счастливчиком, которому выпал главный выигрыш в лотерее. Выбежал через запретный парадный ход и, как на крыльях, пронесся через стоянку для машин. Сейчас он вытащит транзистор, принесет и тогда, может, даже попросит Маршалла поговорить с классом. Чтоб ребята поняли и не злились больше. Возьмет и попросит. И тогда все опять станет хорошо. В новом порыве радостного, безрассудного облегчения он побежал еще быстрей. Так бывало, когда очнешься от того неотвязного страшного сна, а мама вот она, рядом: он звал на помощь, и зов услышали. Чудесно! Терри подскочил, крикнул: «Берегитесь, краснокожие!» — первый победный клич, который подвернулся на язык, — и выбежал из
Маршалл сквозь жалюзи все это видел. Он хмурился, но, в общем, был доволен и, пожалуй, на том бы пока и успокоился, если бы к нему сейчас пришли какие-нибудь ученики, или предстояло срочно заняться школьным хозяйством, или надо было провести урок, тогда связывать концы с концами он стал бы после; но, к несчастью для Терри, целых двадцать пять минут до перемены делать было нечего, и он мог на досуге заново обдумать все услышанное, вот он и рассудил, что надо бы разрешить одно докучное сомнение. Пожалуй, он не все сделал, чтобы разобраться. При чем тут еще и телевизор? Здесь кроется какая-то загадка. И чем больше он думал, тем менее убедительным казалось ему объяснение Терри, почему ему помогли перелезть через ворота. Он перебрал в уме весь ход событий, как представлял его себе, и сосредоточился на рассказе Терри, от вполне правдоподобного начала — ссоры с матерью — до странного конца, когда ему помогли ускользнуть. Тут явно есть какая-то неправда. Что-то связанное с телевизором. Он думал и рассеянно, не видя, смотрел на лежащую перед ним разграфленную карточку с надписью «Теренс Джон Хармер». Перед глазами стояло это имя, а мысли перенеслись от школы к Новым домам, потом к воротам. Загадочная история. Судя по всем сведениям, мальчик из вполне приличной семьи, спокойный, ведет себя хорошо, никаких оснований ему не верить. В чем же тогда дело? И вдруг ни с того ни с сего Маршалла осенило. Вот же ответ, перед глазами. Буквально. Надпись на папке. Господи! Разумеется! Как же он раньше не понял?
Он поспешно схватил телефонную трубку и позвонил миссис Бейкер.
— Слушаю, мистер Маршалл?
— Будьте добры, миссис Бейкер, позвоните домой сторожу и узнайте, кончил ли он завтракать. Если кончил, я хотел бы еще раз с ним поговорить, пока не вернулся Терри Хармер.
— Хорошо, мистер Маршалл.
— И, пожалуйста, поторопите его. Мне надо еще кое-что выяснить, от этого зависит, как поступать дальше.
— Хорошо, мистер Маршалл, конечно.
Директор положил трубку, почти уронил над самым рычагом, мягко разжав пальцы. Потом сел и без помехи размышлял над загадочным поведением этого Хармера, пока наконец осторожный стук в дверь не возвестил, что пришел озадаченный Джарвиз.
— А, входите, мистер Джарвиз. Я тут хотел бы прояснить одну мелочь. — Маршалл встал и коротко указал ему на стул.
Сторож хорошо знал повадки директора и решил, что правильно растолковал это приглашение: если б тот шире повел рукой или даже положил бы ее на спину этого самого стула, значит, о чем-то хочет попросить, но если просто ткнул рукой, как сейчас, скорей всего, жди попреков. Джарвизу все еще было не по себе, оттого что, как он убедился на голодный желудок, жена забыла запереть дверь вестибюля, и он втайне дивился, почему до сих пор не слышно громов и молний. Может, вот он и пришел, час разноса. Покряхтывая, с преувеличенной осторожностью, дабы напомнить директору, как он изо всех сил старался для школы накануне вечером, он сел, расставил ноги, уперся руками в колени и поднял голову — воплощение готовности, осмотрительности и чувства долга.
— Насчет ребят, за которыми вы гнались, мистер Джарвиз, тех двоих, которых вы чуть не поймали…
— Слушаю.
— Вы сказали, вы были от них совсем близко и при свете молнии одного, в черной рубашке, довольно хорошо разглядели?
— Так точно, мистер Маршалл. — Сторожа отпустило; тут он себя чувствовал твердо. — Я за ними через стоянку гнался во всю мочь. Последний мальчишка вроде совсем выдохся, ну, думаю, сейчас у ворот его и схвачу, а дружок возьми да и перетащи его.
— Но видели вы его совсем близко, так что можете его описать?
— Да, верно. И полицейскому я его описал. Молния такая полыхнула, все видать стало, как днем. Только он ко мне спиной был, а не то я бы и личность его разглядел.
— Разумеется, и это прекрасно, что вы их почти догнали. — Директор ободряюще улыбнулся. — И вы еще сказали полицейскому, вы были так близко, даже слышали, как один что-то сказал, что-то кричал другому; вы говорили, один сказал что-то насчет телевизора?
Сторож с готовностью закивал, довольный, что может подтвердить что-то важное, не имеющее касательства к незапертой двери.
— Да, это большой парень сказал, точно. А за которым я гнался, он тонул бы — и то «помогите» не мог бы крикнуть… Совсем выдохся…
— Так что же именно сказал тот, большой? Не припомните ли в точности? — Маршалл опять наклонился вперёд, внушая глуховатому сторожу, чтобы он вспомнил услышанное.
Джарвиз закрыл глаза, наморщил лоб, повернулся здоровым ухом к директору, словно пытался снова услышать сейчас те слова.
— Ну, помнится, вроде чтоб скорей хватать телевизор. Только дождь хлестал, громыхало, так что наверняка не скажу.
— Да, разумеется, — сочувственно проговорил Маршалл и, словно адвокат, который задает наводящие вопросы свидетелю, продолжал гнуть свое: — Но телевизор они ведь не тронули, так? Даже не входили к ту комнату?
— Верно…
— И телевизор слишком тяжелый, громоздкий, его так просто не унесешь, тут без машины не обойтись, как по-вашему?
— Оно конечно…
— Что ж тогда, по-вашему, они имели в виду? Минута была критическая — вы вот-вот схватите одного из них, — с чего бы им в такую минуту обсуждать, как украсть телевизор?
Короткое, насыщенное сомнениями молчание.
— Не знаю, мистер Маршалл, — промолвил наконец сторож. — Откуда ж мне знать? — Он уже немного растревожился, не понимая, то ли защищаться, то ли нападать. Ведь он сделал все, что мог: гнался за воришками, и все, что услышал, доложил. Чего еще от него хотят? Что он еще мог сделать? Сказать мальчишке, мол, повтори, что кричал, а я запишу?
— Он крикнул слово «хватай», да?
— Вроде так. А потом чего-то про телевизор… «держи телевизор». — И вдруг голос его зазвучал на пол-октавы выше: видно, все это время в подсознании шла работа и вот на поверхность всплыло еще что-то. — Да, «держи», точно, что-то вроде «держи телевизор». — Еще одно важное слово эхом отдалось в закоулках памяти, и Джарвиз с торжеством выпрямился. — Да, «держи», — сказал он. — «Хватайся, держи телевизор», или вроде того.
— А что мальчишка в это время делал? Тот, который это крикнул? — Маршалл скупо, но с удовольствием улыбнулся.
— Руку он протянул этому, который поменьше, чтоб схватился за руку. И сразу его перетащил через ворота…
— Ну конечно! — Маршалл встал порывисто, картинно, победоносно, словно искусный адвокат, одержавший победу в суде. — Он хотел, чтобы тот ухватился за его руку или держался за нее, верно? А? «Держи»? «Держись»? — Он подбоченился, весело улыбался, блестя глазами. Будь это на сцене, Джарвиз непременно вскочил бы с криком: «Конечно! Конечно! Вы угадали! Вот это да, сэр!» Но ведь сторожу тем самым весело растолковали, что он и глух и глуп. И в ответ он только и сумел нехотя выдавить из себя негромкое: