Террор не пройдет! (Белый легион - 2)
Шрифт:
– Балдеем, - кивнул Гурвич.
– Мы уже потрахались, - незатейливо проинформировала Наташка.
– А где Нинка?
– За пивом услал. А у меня чего-то машина барахлит.
– Какая?
– хмыкнул Гурвич.
– Та, что на колесах. А ты что подумал? С этим все ништяк.
– Это радует, Рома...
– Полезу под железяку, - вздохнул хозяин фазенды.
– И охота?
– удивился Гурвич.
– Завтра не заведется, - Ромка вышел. Дверь со скрипом закрылась. И Гурвич снова расслабился под сильными пальчиками массажистки...
Так бы лежал и лежал... Хорошо... Но хорошо не бывает долго.
Затренькал мобильник. Точнее, вдарил бойко и громко саунд-трек из нашумевшего блокбастера "Звездная дорога". Брать трубку страшно не хотелось. Но абонент был настойчив, если не сказать настырен. Телефон звонил и звонил. Гурвич переборол желание заткнуть его, бросив с размаху на пол, чтобы только осколки в стороны брызнули. Нехотя протянул руку.
– Кто там?
– растягивая слова, произнес он.
– Это Санин.
– Здорово, - Гурвич закряхтел, как старый дед, и приподнялся на лавке, по ходу легонько шлепнув Наташку по округлому заду.
– Палыч, если бы ты только знал, от чего меня отрываешь...
– Плохи дела, Алешенька.
Санин всех знакомых и своих студентов называл уменьшительными именами, отчего у многих закрадывались подозрения по поводу правильности его сексуальной ориентации.
– Что случилось?
– встревожился Гурвич, вдруг поняв, что голос у третьего члена их научной группы доктора математических наук Санина потерянный.
– Белидзе...
– Что Белидзе?
– Он умер.
– В смысле?
– Он умер. Погиб. Покончил жизнь самоубийством. Наглотался снотворных таблеток. Достаточно?
– Так, Палыч. Успокойся и не кипятись... Ерунда какая-то. Как Белидзе мог покончить жизнь самоубийством? Сейчас, когда все на мази?
– У него спроси!
– По голосу Санина ощущалось, что в его душе трепетала, как птица в клетке, пытавшаяся вырваться на простор, истерика.
– Так... Успокойся... Успокойся, - как заклинание повторял Гурвич. В предбаннике было жарко. Но в груди возник сквознячок. Холодный такой сквознячок, от которого замерзает сердце.
– Я сейчас собираюсь и еду... И мы что-нибудь придумаем.
– Что мы можем придумать?
– Так. Успокойся, - то ли себе, то ли собеседнику сказал Гурвич. Дал отбой. И присел на лавке, замерев и тупо уставившись в дощатую стену, на которой был зачем-то накрепко прибит барометр.
Девушка настороженно погладила его по плечу.
– Ну, котик, чего случилось? Он не ответил.
– Чего киснешь, красавец?... Ох, какой хмурый. Сейчас мы тебя успокоим, - она потерлась голой грудью о его плечо, ее руки поползли вниз.
– Отстань!
– заорал Гурвич, резко оттолкнув ее.
– Ты чего, совсем?
– обиделась Наташка.
– Извини... У меня... У меня друг умер.
– Как умер?
– Отравился... Или отравили...
– Отравили?!
– изумленно уставилась на него девушка.
– Да... Но это начало. Всех нас перебьют... Я как чувствовал...
Он начал одеваться.
– Надо ехать... Надо...
Девушка смотрела на него, как на психа...
– Извини, крошка, - застегнув рубашку, кинул он ей.
– Пока.
Он вышел из бани, согнувшись от удара мокрого снега. С утра зарядил этот снег, будь он неладен. И тучи - низкие, давящие. Куда подевалось вчерашнее солнце?
– Во, психический, - покачала головой деваха, глядя на захлопнувшуюся дверь.
* * *
– Люблю огонь, - сидящий на корточках молодой плечистый чеченец с наивным дурашливым лицом ткнул кочергой в уютно потрескивающие в камине поленья.
– В горах огонь - тепло, хорошо... И редко.
– Почему редко?
– спросил Глеб, комфортабельно устроившийся в плетеном кресле с мягкими подушками.
– Огонь - нельзя. Самолет прилетит. Вертолет прилетит. Снайпер ударит... В спальный мешок спишь. Там хорошо. Тепло. Но огонь лучше.
– Долго воевал?
– С тринадцати лет. Отец воевал... Я воевал. А ты?
– Пришлось маленько.
– За кого воевал?
– За всех, - хмыкнул Ратоборец.
– За всех - это правильно. Дураки воюют просто так. Умный воюет за деньги. Нет денег - нет война.
– Хорошо хоть платили?
– поинтересовался Глеб.
– За работу. БТР убил - платят много. Солдат убил - платят так себе. Офицер убил - платят нормально. Война. Выгодно.
– Это верно...
– Руслан хорошо тебе платит?
– как бы невзначай бросил молодой чеченец.
– Иногда неплохо... Чаще - так себе.
– Руслан жадный... Ты сильный. В тебе воин виден. Сейчас мы с братом отлежимся, тогда поехали с нами Чечня.
– В горах воевать?
– Зачем в горах? Кто сейчас в горах воюет? Дома живешь. Хорошо кушаешь. Днем спишь. Ночью свиней режешь...
– Свиней?
– Которые в военной форме...
– И много заработать можно?
– Как работать будешь, - в голосе молодого чеченца зазвучали зазывные нотки, как в рекламе памперсов.
– Ты воин. Мину, фугас класть можешь. Стрелять умеешь. Кроме того, ты русский, в форму тебя оденешь - от солдата не отличишь. Не то что мы... Денег много получишь. Богатый будешь.
– Денег... Каких? Фальшивых?
– Зачем фальшивых? Имам Муртазалиев получил от братьев с Аравии мало-мало много денег.
– Значит, фугасы класть, - усмехнулся Глеб.
– Не просто фугас класть. Фугас мальчишка положит... Специальная операция!
– многозначительно произнес молодой чеченец важное слово.
– Почти уговорил...
– Руслан мало-мало платит. Муртазалиев щедрый. И никогда фальшивый доллар не дает. Его за это уважают. Кого хочешь спроси.
– Спрошу...