Террор в Македонии
Шрифт:
Постепенно жандармы слились с «забойщиками», и уже невозможно было различить, кто есть кто. Одни орудовали штыком, другие дубиной. И те и другие продолжали грабить и убивать, проявляя такую нечеловеческую жестокость, что язык не поворачивается рассказывать. Но все же писать и говорить об этом должно. Необходимо, чтобы люди в других странах знали, что творится рядом с ними.
Может быть, тогда в них пробудится чувство жалости к ни в чем не повинным людям, старикам, одной ногой стоящим уже на краю могилы, простым труженикам, их женам и малым детям, которых истязают на глазах у родителей!
Представьте
В полном отчаянии люди надеялись найти убежище в храмах… В одной из церквей собралось человек сто, они сбились тесной группой перед алтарем [96] . Старый священник старался как-то ободрить и успокоить их. Но спасения не было и здесь. Выломав дверь, погромщики ворвались внутрь. Воздев руки к небу, священник двинулся им навстречу, пытаясь образумить:
– Опомнитесь, люди! Сжальтесь над этими несчастными, они не сделали вам ничего плохого!
Ему лишь рассмеялись в лицо. Кто-то грубо схватил святого отца за длинную бороду.
96
Алтарь – главная часть христианского храма, где находится престол со святыми дарами.
– Что нам сделать с ним?
– Может быть, для разнообразия сдерем с него кожу?
– Неплохо, но слишком уж долго…
– Зато какое развлечение!
– Ничего не долго, – выступил вперед один, – я был когда-то мясником и знаю, как это делается. Не думаю, чтобы содрать кожу с человека было труднее, чем шкуру с быка.
– Ну тогда действуй!
Старика связали, положили на скамью, и жуткая процедура началась. Часть бандитов стояла рядом, с интересом наблюдая за действиями палача. Другие вылавливали остальных, убивая на месте.
Одна мать яростно защищала своего младенца. Но все было напрасно. Ребенка вырвали и убили, а ей отрубили пальцы рук. Потом бедняжку схватили и посадили на скамью, где агонизировал священник. Мясник-любитель закончил свое страшное дело. Он с неподдельной гордостью показывал всем окровавленную кожу, заживо снятую с человека! Когда он увидел женщину, в его воспаленном мозгу возникла новая идея. Подняв с пола мертвого ребенка, он положил его к матери на колени и спокойно и деловито принялся резать на куски, как когда-то в лавке разделывал мясо. Наконец несчастную оставили в покое, полуживую от ужаса, с остекленевшими глазами и призывающую на свою голову смерть как великое благо.
Неужели же все эти зверские злодеяния останутся безнаказанными?! Где мстители, способные освободить человечество от подобных чудовищ? Но бандитов слишком много, а противоположная сторона немногочисленна, разрозненна, воля людей подавлена, к тому же у них нет оружия!
Дикая пьяная оргия все продолжалась. Половина города была уже охвачена огнем. Группа, что орудовала в церкви, шумно вывалилась на улицу. Впереди шел мясник, держа над головой, как знамя, насаженный на штык окровавленный кусок человеческой кожи. Вскоре под этим отвратительным трофеем людской бесчеловечности собралась орущая толпа человек в двадцать. Им все еще было мало. Они искали новых приключений и новых жертв.
Удивительная вещь! Среди всеобщего погрома и разорения небольшая часть построек оставалась практически нетронутой. В двух каменных домах, достаточно высоких и крепких, сохранились и двери, и стены, и террасы. Есть ли там люди? Может, они пустые? В толпе послышались восклицания:
– На них нет охранительного знака!
– Все это странно. Здесь что-то не так! Надо пойти посмотреть.
Побежали туда, чтобы выломать двери. Но едва они оказались в тридцати шагах от первого строения, как над одной из террас показался белый дымок и тут же прозвучал выстрел. Бандит с ужасным стягом [97] из человеческой кожи рухнул, получив пулю прямо в лоб. Нападавшие в изумлении остановились.
97
Стяг – флаг.
Почти тотчас же прозвучали второй, потом третий и четвертый выстрелы. Свалились еще трое. Вслед за этим раздался звонкий голос:
– Мы ничего вам не сделали. У вас нет причин нападать на нас. Лучше оставьте нас в покое, вы убедились, что мы в состоянии постоять за себя!
Слова эти подействовали на бандитов возбуждающе. Они были пьяны, ожесточены и чувствовали свою полную безнаказанность. Все закричали, послышались грязные ругательства: «Негодяй! Подлая христианская собака! Свинья! Мы задушим тебя твоими собственными кишками! Смерть неверным!» Погромщики вновь кинулись к дверям, но тот же голос остановил их:
– Вы не хотите угомониться? Ну что ж, тем хуже для вас! Огонь!
На этот раз раздалось не четыре, а пять выстрелов. Стреляли очень метко. Еще пять нападающих остались лежать на земле. Несмотря на сильное опьянение и бурлящую в них ярость, прочие не осмеливались больше приближаться к дому, стенам и дверям. Их охватил страх. Трусы всегда смелы, лишь сбившись в стаю, но малейшее сопротивление пугает их.
Погромщики остановились, стали в нерешительности переглядываться, топтаться на месте и наконец бросились назад с криками, что в других условиях могло бы показаться смешным: «На помощь! Наших братьев убивают!»
Остальные тоже услышали стрельбу, но не поняли еще, что происходит. Увидев группу кричащих и разбегающихся в страхе, они поддались стадному чувству и побежали вместе со всеми, увеличивая общее смятение.
– Так-то лучше, – произнес тот же голос, – убирайтесь подобру-поздорову, не так ли, Михаил?
– Да, командир, так будет лучше для них.
Но убегавшие уже не слышали. Охваченные ужасом, они все больше удалялись, пока не наткнулись на высокого сильного человека с обнаженной саблей в руке, преградившего им путь.