Террористка для спецагента
Шрифт:
Расковался жеребец.
Ты подкуй его опять!
– Отчего ж не подковать?
Вот – гвоздь. Вот – подкова.
Раз-два, и готово!
И Кате кажется, что конца-краю не будет счастью…
Как же уныло выглядел Катин родительский дом… Обшарпанные стены, подтёки на потолке – прохудилась крыша, и в сильные дожди вода попадала на чердак и просачивалась сквозь потолок… На столе и в раковине горы немытой посуды. Казалось, вся посуда, что есть в этом доме, – не мыта. Тарелки разные – двух одинаковых не найти, многие с отколотыми краями. Мебель старая, покосившаяся. Под диван вместо ножки положены книги – Катины школьные учебники. Других книг в доме нет.
Светка и Коля выглядели, как уже знакомые фрики, а родители… Папа – в вытянутых пузырями на коленях трико и в застиранной майке, с щетиной, с грязной головой и одутловатым лицом забулдыги. А мама – в оранжевой синтетический кофточке с глубоким вырезом, в обтягивающих бриджах леопардовой расцветки, с бигуди на крашенных в огненный цвет волосах и с фингалом под глазом.
У Кати на глаза навернулись слёзы, но она взяла себя в руки. Хуже всего было то, что, кроме неё, никто не понимал, что происходит. Да и Катя не очень-то понимала. Просто она знала, что вот так можно – перейти в параллельный Барнаул. Пашка так делал, и Катя не знала, получится ли, когда просила друзей и родителей довериться ей. Но она очень хотела их спасти и точно понимала, где ей и остальным присутствующим нужно оказаться.
Правда, что делать дальше, Катя не знала.
Там, из бабушкиной квартиры, они с Пашкой сбежали. Но куда бежать из родительского дома? Дом – это же гораздо больше, чем просто жилище.
Не зная, как объяснить происходящее, и стараясь оттянуть время, Катя пошла к раковине и начала мыть посуду.
– Капец, – задумчиво произнесла Светка. – Вот уж не думала…
– Что ты не думала? – спросил папа. И, обращаясь к дочери, потребовал: – А ну-ка объясни, что происходит? Что с нашим домом?
– Это как-то связано с бабушкиной квартирой? – встряла мама, но папа жёстко оборвал её:
– Заткнись, дура! Я с дочерью разговариваю!.. – и добавил ошарашенно. – Господи, что я говорю? Прости, дорогая! Да, Катерина, объясни, пожалуйста! Брось эти грёбаные тарелки, смотри в глаза, когда с тобой отец разговаривает!
Интонация, с которой папа произносил свою тираду, постоянно менялась: привычная, доброжелательная – срывался на истерический крик, и тогда казалось, что ещё чуть-чуть и папа пустит в ход кулаки.
Катя нутром чувствовала, что здесь, в этом мире, если она не повернётся и не вытянется перед отцом по струнке, то… Катя привычно(?!) глянула в сторону красного угла, где висел ремень.
Она повернулась к отцу и, стараясь, чтобы голос звучал убедительно, ответила:
– Это временно, папа. Это чтобы вас спасти. Там были спецназовцы…
– Какие спецназовцы? Ты куда вляпалась? – спросил отец, проглатывая готовое вырваться ругательство.
Катя хотела бы всё объяснить. Она очень этого хотела! Но вся беда была в том, что она и сама не знала, что происходит. Не знала, как объяснить, чтобы её не посчитали за сумасшедшую.
Но и не объяснять было нельзя…
И тогда она решилась: будь что будет…
– Я расскажу вам, что знаю сама, а вы уже решайте: звонить в психушку или не звонить.
И Катя, стараясь не упустить ни одной детали, начала пересказывать весь сегодняшний день. И не важно, что Катя из этого мира – из Барнеаполя – похоже, не очень-то откровенничала с родителями. Катя из Барнаула знала, что если случилась беда, то родители – первые люди, которые придут на помощь.
Надо отдать должное, родители и друзья внимательно выслушали сбивчивый рассказ. Вопросов почти не задавали, лишь Светка в конце прокомментировала:
– Я всегда знала, что твой Пашка какой-то странный и проблем от него будет немало.
Коля ничего не сказал, только сжал кулаки. Он бы выразился по поводу Пашки гораздо более резко, но знал, что Катя сейчас не послушает его, поэтому просто молчал. Но был готов драться за Катю. Если, конечно, потребуется. Потому что с этими девчонками как? Встрял не к месту и во френдзону отправился. А пока Катя не сказала, что они только друзья, у Коли оставалась надежда.
Коля влюбился в Катю ещё в пятом классе. Он тайно присылал ей записочки с признаниями и наблюдал, как Катя оглядывалась, искала среди мальчишек того, кто отправил послание. Ему очень-очень хотелось, чтобы Катя догадалась, что это он в неё влюблён.
Но Катя, скользнув по нему взглядом, всматривалась в хоккеистов, которые учились в их классе.
Потом Коля наблюдал, как Катя и Светка, которую она посвятила в тайну, аккуратно расспрашивали мальчишек. У Коли сердце рвалось из груди, но он ничего не говорил, а просто молча страдал. И сердце его грело только то, что Катя, когда читала очередное послание, улыбалась.
Потом, уже в седьмом классе, Коля позвал Катю в «Мир» на премьеру «Перси Джексон и похититель молний». В кинотеатре они сидели рядом, и вокруг не было никаких хоккеистов! Правда, с другой стороны от Коли сидела Светка, но это мелочи жизни. Светка Коле не мешала.
А потом, после кино, они гуляли по городу, сравнивали Джексона с Гарри Поттером, смеялись, ели мороженое…
Так и появилась традиция ходить на премьеры. Втроём. Ну и что?
Конечно, бывали случаи, когда Катя не могла пойти, и тогда Коля шёл со Светкой. В такие дни он уговаривал себя: ну, посмотрел хороший фильм… или не очень хороший… В конце концов, Светка Катина подруга. И рядом со Светкой, если Кати нет, то как будто Катя есть, как будто она незримо присутствует.
Иногда девчонки словно забывали о Коле и начинали обсуждать его любовные послания и перебирать возможных кандидатов. Иногда Коля даже предлагал свои варианты. Но все они были такими смешными, что Катя весело хохотала…
В восьмом классе Коля хотел признаться Кате в своём авторстве. Это случилось, когда Коля узнал, что хоккеист Гиря – Гиреев сказал, что записки пишет он. И Катя раздумывала: не согласиться ли с ним дружить.
И тогда Коля написал послание в стихах. И после очередной премьеры предложил Кате проверить Гирю – попросить его наизусть прочитать признание. Сам Коля мог прочитать свои стихи в любой момент, хоть среди ночи разбуди…
Но Гиря заморочил Кате голову, заболтал её. Катя стала ходить на хоккей, стала рьяной болельщицей, стала разбираться в тонкостях хоккейной игры, а поэзия и романтика ушли на второй план.