Террористы (Terroristerna)
Шрифт:
Потом ему опять не повезло, один психопат прострелил ему грудь, он год пролежал в больнице, и когда выписался, то чувствовал себя не в своей тарелке. Служба ему осточертела, и он с ужасом думал о перспективе провести оставшиеся до пенсии годы в кресле члена коллегии, в кабинете с ворсистым ковром на полу и картинами признанных живописцев на стенах.
Правда, теперь этот риск свелся к минимуму: боссы в ЦПУ пришли к выводу, что с этим сумасшедшим – ну, почти сумасшедшим – невозможно сотрудничать.
И Мартин Бек по-прежнему занимал пост руководителя группы
Поговаривали даже, что у группы чересчур высок процент расследованных дел. И, дескать, это потому, что в группе сосредоточены сильные кадры, а работы сравнительно мало, сотрудники могут позволить себе долго копаться.
Сверх того, как уже говорилось, кое-кто из высоких начальников лично недолюбливал Мартина Бека. Один из них даже намекал, будто Мартин Бек не совсем честными способами вынудил Леннарта Колльберга, одного из лучших следователей страны, покинуть уголовный розыск и стать смотрителем зала ручного огнестрельного оружия в Музее вооруженных сил, так что все бремя содержания семейства легло на плечи его несчастной супруги.
Мартин Бек редко приходил в ярость, но когда до него дошла эта сплетня, он еле удержался от того, чтобы пойти и дать автору по морде.
На самом деле все только выиграли от ухода Колльберга. Он сам, поскольку избавился от опостылевшей ему работы и мог больше времени проводить с семьей. Жена и дети, которые скучали без него. Бенни Скакке, который занял место Колльберга и получил возможность копить новые заслуги на пути к своей желанной цели – стать полицеймейстером. И, наконец, выиграли те деятели из ЦПУ, которые, признавая заслуги Колльберга как следователя, тем не менее не уставали жаловаться, что «с ним трудно иметь дело» и «он любитель создавать осложнения».
Если уж на то пошло, только один человек сожалел, что группа расследования убийств, влачившая относительно мирное существование в доме на Вестберга-алле, лишилась Колльберга. И этим человеком был Мартин Бек.
Когда он два с лишним года назад вышел из больницы, его ожидали также проблемы более личного характера. Он почувствовал себя, как никогда ранее, одиноким и неприкаянным. Дело, которое ему поручили для терапии, было уникальным, оно казалось прямо-таки заимствованным из арсенала детективных романов. Это и было то самое дело о запертой комнате. Расследование подвигалось со скрипом, и разгадка не принесла ему удовлетворения. Много раз у Мартина Бека возникало ощущение, будто он сам, а не труп какого-то ничем не примечательного и никому не нужного старика, очутился в запертой комнате.
И вдруг ему опять повезло. Нет, не с расследованием, хотя он нашел убийцу; при последующем судебном разбирательстве Бульдозер Ульссон предпочел повернуть дело так, что обвиняемого осудили за убийство в связи с ограблением банка, к которому он был совсем непричастен. Кстати, именно об этом случае Рокотун вспомнил в этот день в суде. С той поры Мартин Бек испытывал неприязнь к Бульдозеру, уж очень
А повезло ему с Реей Нильсен. Уже через десять минут после знакомства он понял, что встретил ту самую женщину, которая ему нужна. Да и она не скрывала своего интереса к нему.
Поначалу для него, пожалуй, важнее всего был человеческий контакт: она понимала его с полуслова, да и он безошибочно угадывал ее желания и невысказанные вопросы.
Все началось с этого. Они встречались часто, но только у нее. Рея Нильсен сдавала квартиры в своем доме на Тюлегатан, и, хотя в последнее время роль домовладельца ей приелась, она сумела сколотить там нечто вроде коммуны.
Не одна неделя минула, прежде чем она пришла к нему на Чёпмангатан. Сама приготовила ужин – Рея Нильсен очень любила поесть и умела вкусно готовить. Как показал тот вечер, любила и умела она не только это, причем у них обнаружилась полная гармония.
Хороший был вечер. Едва ли не лучший в жизни Мартина Бека.
Утром они вместе позавтракали. Мартин Бек накрывал на стол и смотрел при этом, как Рея одевается.
Он уже видел ее обнаженной, но у него было сильное подозрение, что не скоро насмотрится.
Рея Нильсен была крепкая, статная. Она могла показаться коренастой, но с таким же основанием можно было охарактеризовать ее телосложение как на редкость целесообразное и гармоничное. И лицо ее можно было назвать неправильным, а можно – волевым и нестандартным.
Больше всего ему нравились в ней строгие голубые глаза, круглые груди, светло-коричневые соски, светлый пушок на животе и ступни.
Рея Нильсен хрипло рассмеялась.
– Гляди, гляди. Мне это даже очень приятно.
Потом они позавтракали – выпили чаю, съели поджаренного хлеба с конфитюром.
Рея сидела задумчивая и озабоченная.
Мартин Бек знал – почему. Он и сам был озабочен.
Сразу после завтрака она ушла, сказав на прощание:
– Спасибо за чудесную ночь.
– Тебе спасибо.
– Я позвоню. Если соскучишься раньше, сам позвони. Постояла в раздумье, потом сунула ноги в свои красные сабо и заключила:
– Пока. Еще раз спасибо.
Мартин Бек в тот день был выходной. Проводив Рею, он пошел в ванную и принял душ. Растерся мохнатым полотенцем. Надел домашний халат и лег.
Но мысли не давали ему покоя, он встал и подошел к зеркалу. На вид не дашь сорока девяти, да ведь от правды не уйдешь. Вроде бы он не очень изменился за последние годы. Высокий, стройный, чуть желтоватая кожа, широкий подбородок. Ни одного седого волоса, никакого намека на лысину.
Или все это самообман? Потому что ему так хочется?
Мартин Бек вернулся к кровати и лег, заложив руки за голову.
Несомненно, эти часы, проведенные с ней, были лучшими в его жизни.
В то же время возникла неразрешимая по всем признакам проблема.