Террористы (Terroristerna)
Шрифт:
– Сколько же лет было этой второй девочке?
– Что-нибудь около четырех месяцев.
– Следовательно, Ребекку Линд схватил Квастму?
– Да.
– Верно ли будет сказать, что он при этом применил насилие или излишнюю силу?
– Мне совершенно непонятно, что подразумевает и куда клонит защитник, – насмешливо заметил Бульдозер.
– Я клоню к тому, что Квастму, которого мы все видели здесь сегодня…
Рокотун порылся в своих бумагах.
– Ага, вот, – продолжил он наконец. – Квастму весит сто два килограмма. Он владеет приемами карате и занимается вольной борьбой. Начальство отзывается о нем как о прилежном и старательном сотруднике. Но при этом полицейский инспектор Норман Ханссон, который подписал характеристику, отмечает, что Квастму слишком часто проявляет на службе чрезмерное усердие и многие задержанные жалуются на рукоприкладство с его стороны. В характеристике сказано также, что Кеннет Квастму не раз получал взыскания и что его умение изъясняться оставляет желать лучшего. – Рокотун отложил документ и спросил: – Так как, свидетель, применил Квастму насилие или нет?
– Применил, – сказал Кристианссон. – Что было, то было.
Опыт научил его, что лучше не лгать в делах, связанных со службой, во всяком случае, лгать в меру и не слишком часто. К тому же он недолюбливал Квастму.
– А вы взяли ребенка?
– Ну да, пришлось. Он у нее на каких-то ремнях висел, и, когда Квастму стал отбирать нож, она чуть не уронила ребенка.
– Ребекка сопротивлялась?
– Нет.
– Совсем не сопротивлялась?
– Совсем. Только сказала, когда я взял ребенка: «Поосторожнее, пожалуйста, не уроните ее».
– Этот вопрос как будто ясен, – заключил Рокотун. – К насилию я потом еще вернусь. А сейчас хотел бы поговорить с вами о другом.
– Слушаю, – сказал Кристианссон.
– Поскольку сотрудники из специального отдела, которому поручено охранять банки, не прибыли на место… – Рокотун остановился, устремив надменный взор на прокурора.
– Мы работаем день и ночь, – отозвался Бульдозер. – А этот случай был оценен как незначительный, один из многих.
– Однако господин Ульссон вряд ли не спит по ночам, думая обо всех тех невинных людях, которых он обрекает на тюрьму или исправительное заведение своими ошибочными и необоснованными обвинениями.
Рокотун на минуту сбился, фыркнул, произнес «м-да, да-да», наконец зацепился взглядом за Карла Кристианссона, который выглядел совершенным пентюхом в своей белой куртке с голубыми вязаными манжетами, стилизованным львом на груди слева и нашитыми на спине голубыми матерчатыми буквами THE LIONS. В остальном он был одет вполне по форме.
– Стало быть, первоначальное дознание вели полицейские с патрульной машины, – произнес в конце концов Рокотун. – Кто разговаривал с кассиршей?
– Я.
– И что она сообщила?
– Что девушка подошла к стойке с ребенком на руках и положила свою сумку на мраморную столешницу. Кассирша сразу увидела нож и принялась укладывать деньги в сумку.
– Ребекка держала нож в руках?
– Нет. Он висел у нее на поясе. Сзади.
– Как же кассирша его увидела?
– Не знаю. Хотя вспомнил: она увидела его потом, когда Ребекка повернулась спиной. И закричала: «Нож, нож, у нее нож!»
– Это была финка или стилет?
– Да нет, что-то вроде небольшого кухонного ножа. Какие дома в хозяйстве держат.
– Что сказала Ребекка кассирше?
– Ничего. То есть сначала ничего. Потом, по словам кассирши, засмеялась и сказала: «Вот не думала, что так легко будет получить деньги взаймы». И добавила: «Наверно, я должна какую-нибудь квитанцию заполнить?»
– Деньги очутились на полу, – продолжал Рокотун. – Как это вышло?
– Это я могу объяснить. Квастму стоял и держал девушку, пока мы ждали подкрепления. В это время кассирша принялась пересчитывать деньги, проверяла, все ли в наличии. Тут Кеннет мне крикнул: «Стой, это против закона».
– А потом?
– Потом он еще крикнул: «Калле, тебе следить, чтобы никто не прикасался к добыче!» У меня ведь на руках был ребенок, так что я сумку только за одну ручку ухватил, вот они и высыпались. Все больше мелкие бумажки, оттого и разлетелись в разные стороны. Ну, а тут подошла еще одна патрульная машина. Мы отдали им ребенка, а сами повезли задержанную в уголовку на Кунгсхольмен. Я вел машину, а Кеннет сидел сзади с девушкой этой.
– В машине что-нибудь произошло?
– Да, было дело. Сперва она заплакала и спросила, куда мы дели ребенка. Потом совсем расплакалась, и Квастму решил надеть на нее наручники.
– А вы что-нибудь сказали по этому поводу?
– Сказал, что можно обойтись без наручников. Во-первых, Квастму вдвое больше ее, во-вторых, она не оказывала сопротивления.
– Вы говорили еще что-нибудь в машине?
Кристианссон примолк на несколько минут. Рокотун безмолвно ждал. Он даже не рыгал, не повторял вопрос и не талдычил насчет лжесвидетельства и обязанности говорить правду, как это принято у адвокатов.
– Я сказал: «Не бей ее, Кеннет».
Дальше все было просто. Рокотун встал и подошел к Кристианссону.
– А что, разве у Кеннета Квастму заведено бить задержанных?
– Случается.
– Вы видели его погон и болтающуюся пуговицу?
– Видел. Он сам про них сказал. Дескать, жена не следит за его формой.
– Когда это было?
– Накануне.
– Прошу, господин прокурор, – кротко произнес Рокотун. Бульдозер поймал взгляд Кристианссона и долго смотрел ему в глаза. Сколько дел проиграно из-за безмозглых полицейских? И сколько выиграно благодаря им? Пожалуй, последних все-таки больше. Как бы то ни было, эти сержанты полиции – неизбежное зло и для преступников, и для тех, кто борется с преступностью…
– Нет вопросов, – бросил Бульдозер. И добавил как бы вскользь: – Обвинение в сопротивлении представителю власти снимается.
После этого Рокотун попросил объявить перерыв. В перерыве он сперва закурил свою сигару, потом удалился в уборную. Выйдя оттуда, затеял в коридоре беседу с Реей Нильсен.
– Ну и женщины у тебя, – сказал Бульдозер Ульссон Мартину Беку. – Сначала она на глазах у суда смеется надо мной, теперь вот стоит и беседует с Рокотуном. Всем известно, что от его дыхания орангутаны падают в обморок за пятьдесят метров.