Террористы (Terroristerna)
Шрифт:
Все названные подтвердили свое присутствие. Помолчав, судья объявил:
– Защитник вызвал также в качестве свидетеля продюсера Вальтера Петруса, но таковой заявил, что занят и к тому же не имеет никакого отношения к данному делу.
Кто-то из присяжных хихикнул.
– Свидетелям предлагается покинуть зал. Подчиняясь распоряжению судьи, оба полицейских, одетые, как всегда в таких случаях, в форменные брюки, черные ботинки и малоприглядные штатские куртки, Мартин Бек, директор банка, учительница и кассирша вышли в коридор.
В зале, кроме членов суда, остались ответчица, охранница и публика в количестве одного человека.
Бульдозер Ульссон минуты две прилежно изучал свои бумаги, потом с любопытством воззрился на единственную слушательницу.
Она держала в руках блокнот для стенографирования. Бульдозер прикинул, что ей лет тридцать пять. Рост ниже среднего, метр шестьдесят, не больше, волосы белокурые, прямые, не очень длинные. Одета в застиранные джинсы и рубашку неопределенного цвета. На широких загорелых ступнях с прямыми пальцами – босоножки; под тонкой тканью рубашки угадывались плоские груди с большими сосками.
Самым примечательным в ее облике было скуластое лицо с крупным носом и внимательные голубые глаза, которые поочередно останавливались на присутствующих. Особенно долго рассматривала она ответчицу и Бульдозера Ульссона; последнего она буквально сверлила взглядом так, что он встал, взял стакан воды и сел позади нее. Слушательница тотчас обернулась и перехватила его взгляд.
Она отнюдь не отвечала его идеалу женщины, если у него вообще был такой идеал, но его терзало любопытство, кто она, собственно, такая. Глядя на нее со спины, он отметил крепкое телосложение без намека на полноту.
Не выдержав ее взгляда, прокурор вспомнил, что ему надо срочно позвонить по телефону, и попросил разрешения выйти. И удалился вприпрыжку, изнемогая от растущего любопытства.
Спроси он Мартина Бека, который томился ожиданием в углу коридора, возможно, и узнал бы кое-что.
Например, что ей не тридцать пять лет, а тридцать девять, что у нее основательная подготовка в области социологии и что сейчас она работает в системе социального обеспечения.
Мартин Бек знал о ней очень много, но вряд ли стал бы вдаваться в подробности, так как они по большей части носили личный характер.
Возможно, на вопрос о ее имени он ответил бы, что ее зовут Рея Нильсен.
Бульдозер управился со своими важными телефонными разговорами меньше чем за пять минут. Судя по жестикуляции, он преимущественно отдавал распоряжения.
Вернувшись в зал, он озабоченно прошелся взад-вперед. Сел. Полистал свои бумаги. Женщина с пронизывающим взглядом теперь смотрела только на ответчицу.
Любопытство Бульдозера достигло предела. В ближайшие десять минут он раз шесть вставал с места и торопливо описывал круг по залу. Один раз достал огромный носовой платок и вытер вспотевший лоб. Все остальные спокойно сидели на своих местах.
С опозданием на двадцать две минуты Рокотун распахнул дверь и вошел в зал. В одной руке он держал дымящуюся сигару, в другой – свои бумаги. Сел и сразу же флегматично углубился в изучение бумаг, так что судье пришлось трижды многозначительно прокашляться, прежде чем адвокат рассеянно передал сигару приставу, чтобы тот вынес ее из помещения.
– Адвокат Роксен прибыл, – ядовито произнес судья. – Позвольте осведомиться, есть ли какие-нибудь препятствия, которые мешают нам приступить к разбирательству?
Бульдозер мотнул головой:
– Нет-нет, с моей стороны – никаких.
Рокотун не реагировал. Он был погружен в изучение документов по делу.
Наконец сдвинул на лоб очки и сказал:
– По пути сюда, в суд, я вдруг подумал о том, что мы с прокурором давние знакомые. Да-да, он сидел у меня на коленях ровно двадцать пять лет назад. Кстати, это было в Буросе. Отец прокурора работал там адвокатом, а я проходил практику. В ту пору я возлагал большие надежды на свою профессию. Не могу, однако, утверждать, чтобы эти надежды оправдались. Если посмотреть, как развивается правосудие в других странах, нам нечем особенно хвастаться. О Буросе у меня остались самые мерзкие воспоминания, но наш прокурор был живым и славным мальчуганом. Однако больше всего мне запомнилась городская гостиница, кажется, она так и называлась – «Городская». В ресторане – обычные столики, пыльные пальмы. Ограничения на спиртное, талоны на еду, да и те отоваривали в исключительных случаях. Причем подавали такое, что у гиены волосы поднялись бы дыбом. Сегодня даже пенсионеры не признали бы этого съедобным. На завтрак, обед и ужин одно и то же: рыба на раковинах. Однажды я обнаружил в своей порции окурок сигары. Впрочем, это, кажется, было в Энчёпинге. Между прочим, известно ли вам, что в Энчёпинге лучшая в Швеции питьевая вода? Об этом мало кто знает. Нужно обладать редкостной силой воли, чтобы вырасти здесь, в столице, и не стать алкоголиком или наркоманом.
– Есть ли препятствия к разбирательству? – терпеливо повторил судья.
Рокотун встал и прошел в середину зала.
– Разумеется, я и мои родные принадлежали именно к такой категории людей.
Роксен был намного старше большинства присутствующих, могучего роста, с большим животом. Одет он был в весьма скверный костюм старомодного покроя, и не очень разборчивая кошка вполне могла бы позавтракать его жилетом. Несколько минут он пристально смотрел на Бульдозера, потом заключил:
– Если не считать, что эту девочку вообще не было оснований привлекать к суду, никаких препятствий нет. В чисто техническом смысле.
– Протестую! – крикнул Бульдозер.
– Адвокат Роксен может приберечь свои комментарии на будущее, – сказал судья. – Слово предоставляется обвинителю.
Бульдозер вскочил со стула и, наклонив голову, затрусил вокруг стола, на котором были разложены его бумаги.
– Я утверждаю, что Ребекка Линд в среду двадцать второго мая сего года совершила вооруженное ограбление отделения банка в районе Мидсоммаркрансен, после чего совершила еще одно преступление, оказав сопротивление полицейским, которые прибыли на место, чтобы задержать ее.
– Что говорит на это ответчица?
– Ответчица невиновна, – сказал Рокотун. – А потому мой долг отрицать всю эту… галиматью.
Он повернулся к Бульдозеру и печально произнес:
– И не совестно тебе преследовать невинных людей? Мое представление о тебе, каким ты был в детстве, никак не вяжется с твоей, как бы это сказать, нынешней деятельностью.
Бульдозер ликовал. Подлетев к Рокотуну, он сказал:
– Я тоже помню те времена в Буросе. Особенно хорошо запомнилось мне, что от тогдашнего практиканта Роксена всегда разило табаком и дешевым коньяком.