Террористы (Terroristerna)
Шрифт:
– Ты хочешь сказать, что он торговал собственной дочерью. Бр-р-р, Оса, у тебя испорченное воображение, слишком много дряни насмотрелась.
Они оставили машину на обочине и вошли на соседний с Петрусами участок. Здесь ворота не были снабжены фотоэлементами.
Широкая дорожка тянулась вдоль изгороди налево, к гаражу и к желтому одноэтажному домику. Между домиком и гаражом стояла низенькая постройка – то ли мастерская, то ли сарай.
– Очевидно, он здесь живет, – заключила Оса, и они направились
Сад был огромный, и главное здание, которое они видели от ворот, совершенно скрылось за высокими деревьями.
Хелльстрём, очевидно, услышал шаги по гравию. Он появился в открытых дверях сарая и выжидательно смотрел, как они приближаются.
Высокий, крепкого сложения, лет сорока пяти, он стоял неподвижно, расставив ноги, слегка сутулясь.
Синие прищуренные глаза, массивное мрачное лицо. В косматых темных волосах серебрилась проседь, а короткие баки и вовсе были почти белые. Он держал в руке рубанок, и несколько светлых стружек пристали к грязному синему комбинезону
– Мы оторвали вас от работы? – спросила Оса.
Хелльстрём пожал плечами и глянул через плечо в сарай.
– Да нет. Рейки тут обстругиваю. Не к спеху.
– Нам надо поговорить с вами, – сказал Мартин Бек. – Мы из уголовного розыска.
– Здесь уже был один, – ответил Хелльстрём. – Вряд ли я смогу что-нибудь добавить.
Оса показала свое удостоверение, но Хелльстрём уже отвернулся, чтобы положить рубанок на верстак у входа. Она убрала удостоверение.
– Что я могу вам сказать про директора Петруса, – продолжал он. – Я его почти и не знал, только работал у него.
– У вас есть дочь, если не ошибаюсь, – сказал Мартин Бек.
– Есть, но она тут больше не живет.
Он стоял к ним вполоборота, перебирая инструмент на верстаке.
– Мы хотели бы поговорить о ней, – объяснил Мартин Бек. – Нельзя ли зайти куда-нибудь и потолковать?
– Можно зайти ко мне, – ответил Хелльстрём. – Я только комбинезон сниму.
Оса и Мартин Бек подождали, пока он снимал комбинезон и вешал его на гвоздь. Под комбинезоном у него были синие джинсы и черная рубашка с подвернутыми рукавами. Брюки поддерживались на бедрах широким кожаным ремнем с большой пряжкой в виде подковы.
Дождь прекратился, но листва высокого каштана около дома роняла тяжелые капли.
Наружная дверь была не заперта. Хелльстрём отворил и пропустил в прихожую Осу и Мартина Бека. Потом провел их в небольшую гостиную.
Через полуоткрытую дверь они увидели спальню. Сверх того в доме была еще маленькая кухонька, выходившая в прихожую.
Диван и два разномастных кресла заполняли почти всю гостиную. В углу стоял телевизор старой марки; вдоль стены тянулась самодельная полка, наполовину заставленная книгами.
Оса села на диван, хозяин удалился на кухню, а Мартин Бек стал читать надписи
На кухне зашумела вода, потом в дверях появился Хелльстрём, вытирая руки грязным полотенцем.
– Может, чай приготовить, – сказал он. – Больше мне нечем угощать Кофе не пью и не держу.
– Да вы о нас не беспокойтесь, – ответила Оса
– Все равно себе заваривать, – объяснил он.
– Ну, тогда и мы с удовольствием выпьем чаю, – сказала она.
Хелльстрём вернулся на кухню, Мартин Бек сел в одно из кресел.
На столе лежала открытая книга – стихотворения Ральфа Парланда.
Садовник Вальтера Петруса явно знал толк в литературе и обладал хорошим вкусом.
Хелльстрём принес кружки, сахарницу, пакет молока, снова вышел на кухню и через некоторое время вернулся с чайником. Сел в кресло, достал из кармана джинсов мятую пачку сигарет и спички.
Закурив, разлил чай по кружкам и сказал:
– Так вы хотели поговорить о моей дочери. С ней что-нибудь случилось?
– Нам ничего такого не известно, – ответил Мартин Бек. – Где она находится?
– Последний раз писала из Копенгагена.
– Что она там делает? – спросила Оса. – Работает?
– Не знаю точно, – произнес Хелльстрём, глядя на сигарету, которую держали его загорелые пальцы.
– Когда это было? – поинтересовался Мартин Бек. – Когда она писала?
Хелльстрём не сразу ответил.
– Вообще-то она ничего не писала. Я сам туда ездил и видел ее. Весной это было.
– И чем она тогда занималась? – спросила Оса. – У нее там есть мужчина?
Хелльстрём горько усмехнулся.
– Можно сказать, что есть. И не один к тому же.
– Вы хотите сказать, что она…
– Вот именно, занимается проституцией, – с горечью перебил он и продолжал: – Потаскухой стала. Кормится этим. Тамошние органы социального надзора помогли мне найти ее. Вся истаскалась. Меня и слушать не захотела. Я уговаривал ее ехать домой – куда там.
Он помолчал, вертя в пальцах сигарету.
– Ей скоро двадцать, никто не может помешать ей жить по-своему.
– Вы ведь ее в одиночку растили?
Мартин Бек молчал, предоставив Осе вести беседу.
– Да, жена умерла, когда Кики и двух месяцев не было. Тогда мы не здесь жили, в городе.
Оса кивнула, и он продолжал:
– Мона покончила с собой, и врач объяснил, что это было вызвано какой-то там послеродовой депрессией. Я ничего не мог понять. То есть я видел, что она ходит мрачная и унылая, но думал, она из-за денег переживает, из-за нашего будущего, потому что ребенок появился.