Тесей. Бык из моря
Шрифт:
И тут я и в самом деле понял – не только это, но и все остальное.
– Но тогда выходит, – заключил я, – что Критом правит муж, не только не посвятивший себя какому-нибудь богу, но даже и не думавший об этом. Он взял власть, но не покорился обязанности пойти на жертву. Или я ошибаюсь?
На щеку ее легла тень, она словно бы хотела улыбнуться, но лицо ее оставалось серьезным, она только кивнула головой.
– А значит, – продолжал я, – бог никогда не захочет говорить с ним. Что будет, когда бог разгневается и некому будет отдать себя в жертву? Астерион принимает почести, дань и почет и ничего не
Она чуть помолчала, а затем протянула руку ко мне за спину, нащупала хрустального бычка и вернула на мою грудь.
– Ты сказал мне: «Пусть у моего врага будет меч из золота». Именно так случилось у нас. Наши клинки сделались золотыми. Я не понимала этого, пока не увидела тебя.
Слова эти удивили меня, а она продолжала:
– Ты считаешь меня ребенком, потому что мне еще не приходилось быть с мужчиной. Но я знаю, ты определил нашу судьбу там, внизу, в Амнисе, когда сочетался с морем.
– Так, значит, это ты выглядывала из-за занавесок? – А потом мы снова разговорились на языке, который предпочитают молодые пары. После я спросил: – А почему ты говоришь, что я сочетался с морем?
Она обратила ко мне совершенно не детский, глубокий и ясный взор:
– Как по-твоему, почему он бросил кольцо?
– Конечно же, чтобы я утонул. Он ведь не мог меня убить.
– Итак, ты сделал это, ничего не зная; я вижу в этом доказательство.
Я спросил, что, собственно, она хочет этим сказать. И она ответила:
– Когда новый Минос вступает на царство, он заключает символический брак с морской владычицей. И для этого бросает в воду кольцо.
Я вспомнил, как смотрели и переговаривались коренные критяне. У него получился вещий знак и притом как бы непреднамеренно, что всегда свидетельствует о справедливости предзнаменования. Он воспользовался мной, словно каким-нибудь псом. Астерион пренебрегал мной даже в этом.
– Словом, он выставил себя дураком, когда ты нашел это кольцо, – проговорила она. – Но ты зашвырнул перстень в море и тем самым сам вступил с ним в брак! Как я хохотала за своей занавеской! А потом подумала: не в этом ли истинное знамение? И скажу тебе – критяне подумали то же самое. Астерион заметил это и вновь сумел вывернуться, сделавшись твоим господином. Он всегда добивается всего. На пристани он увидел, что из тебя получится прыгун, а потому решил, что будет смеяться последним.
Я чуточку призадумался, а потом спросил:
– А ладит ли Астерион с коренными критянами? По старинному обычаю они должны быть довольны, что в нем течет кровь царицы, отец же для них не важен. – Я понимал, что вопрос мой мог показаться ей чересчур откровенным, но не это смущало ее.
– Да, – отвечала она. – Астерион понимает это. До недавних пор он пренебрегал ими и считал годными лишь для работы. И с этим они приходили ко мне: мольбы и прошения – это мое дело, а критяне охотнее молятся женщине. Я пыталась помочь им. Я знаю, как чувствует себя тот, кем пренебрегают. Я приходила с их молитвами к отцу. Именно критяне заставили меня впервые обратиться к нему. Обычно он говорил: «Ты всего лишь богиня, моя маленькая Ариадна. Роль заступницы гораздо труднее». Но часто делал то, что я просила.
Я стер слезы с ее ресниц и спросил:
– Ну а теперь?
– Астерион ухаживает за ними. Прежде, случись с критянами хоть что угодно, он бы и пальцем не пошевелил. Теперь же поддерживает даже неправых, если только не ущемляются интересы его людей. Даже среди дворцовой челяди он предпочитает критян, подобных Лукосу. Теперь ты понимаешь, почему моего отца ждет медленная смерть?
– Скверно, – отвечал я. – Но многие ли на его стороне?
– У критян долгая память. Оскорбленные не забывают своих унижений. Но когда они сталкиваются с эллинами, то бегут за помощью к Астериону.
Мы разговаривали еще, но более я ничего не помню. Голову мою, одурманенную мыслями и теплым ароматом ее волос и груди, клонило ко сну.
На следующей игре с быком я поднял глаза к алтарю и подумал, что о нас, должно быть, знают уже все вокруг; она явно чувствовала то же самое. Но никто ничего не заметил. Я придумал новый трюк: соскочил с Геракла обратным сальто из стойки на ногах. Прыжок я оттачивал все утро на деревянном быке, чтобы блеснуть перед ней.
Потом я открыл «журавлям» все, на что имел право: я не хотел волновать их перед игрой. Я сказал, что царь болен и Астерион хочет возмутить критян против эллинов и захватить трон.
– Это значит, что у нас мало времени. Если критяне поддержат Астериона, он сможет удержать побережье от эллинского флота, пока они не разочаруются в нем. На это уйдет год, два или три, столько нам здесь не выдержать, поэтому удар нельзя откладывать надолго.
Ир сказал:
– Мы стараемся, Тесей, однако еще не успели накопить достаточно оружия, – и поглядел на меня с укоризной. Они с Гиппоном натаскали оружия больше, чем кто-либо еще: у них было больше возможностей.
Я ответил:
– Мне удалось узнать, где находится склад с оружием; при удаче его хватит на всех.
Я намеревался приносить его понемногу и схоронить так, чтобы было под рукой. Но не хотел излишних вопросов.
В ту ночь в ее маленькой комнатке мы припали друг к другу, как искра к труту. Два дня разлуки и ночь между ними показались нам целым месяцем. Предшествующей ночью – будь что будет – я едва не отправился к ней, но, уже сев на постели, увидел спящего Аминтора и вспомнил про свой народ.
Всего за три ночи любви мы успели обзавестись прошлым и воспоминаниями. У нас появились тайные слова, служившие поводом для смеха или поцелуя. И все же играли ли мы, смеялись ли или, подобно дельфину, погружались в самые недра любви, я ощущал некий трепет, не до конца понимая, отчего это. Быть может, меня смущало место наших встреч или потому, что любовь царственных пар – это что-то подобное обряду перед богами ради народа.
Оставив ее, я вынул светильник из скобки на священном столике и отправился на склад оружия. Как я и предполагал, там оказалось одно старье, все новое и хорошее хранилось наверху в кладовых. Я увидел ступеньки и догадался, куда они ведут; однако склад могли охранять. Я ступал негромко и смазывал петли сундуков маслом из лампы. Сундуки были полны стрел, но луки явно пострадали от времени, да и тетивы их успели истлеть. Внимание мое привлекли устаревшие копья и дротики, тяжеловатые, но вполне надежные.