Тэсс из рода д'Эрбервиллей
Шрифт:
— Я помню. Это было, когда вы только что приехали, сэр. А потом вы у нас пожили, и я перестала петь.
— Почему же вы так приуныли?
Она подняла на него черные глаза, и в них блеснул ответ.
— Изз… Какая слабость! Из-за такого, как я… — мягко сказал он и задумался. — Ну, а если бы я попросил вас быть моей женой?
— Я бы вам ответила «да», и вы женились бы на женщине, которая вас любит!
— Неужели?
— Это сущая правда, — страстно прошептала она. — О господи! Неужели вы догадались только теперь?
Через некоторое время они поравнялись с проселком,
— Я здесь сойду. Я живу там, — отрывисто сказала Изз, не проронившая ни слова после своего признания.
Клэр пустил лошадь шагом. Он негодовал на свою судьбу, горько возмущался социальными нормами, ибо они загнали его в тупик, откуда не было выхода, разрешенного законом. Почему бы не отомстить обществу и не распорядиться своей личной жизнью по-своему, вместо того, чтобы, оставаясь в западне, смиренно целовать педагогическую розгу условностей?
— Я еду в Бразилию один, Изз, — сказал он. — Я расстался с женой по причинам, никакого отношения не имеющим к путешествию. Быть может, я никогда не буду жить с ней вместе. Не знаю, сумею ли я полюбить вас, но… согласитесь вы поехать со мной вместо нее?
— Вы действительно хотите, чтобы я поехала?
— Да. Я тяжело пострадал и вправе искать облегчения. А вы любите меня во всяком случае бескорыстно.
— Хорошо, я поеду, — помолчав, сказала Изз.
— Поедете? Вы понимаете, что это значит, Изз?
— Это значит, что я буду с вами, пока вы оттуда не уедете, этого с меня достаточно.
— Теперь вы не можете положиться на мои нравственные устои. Но я должен вам напомнить, что в глазах цивилизованного мира — я хочу сказать, западного мира — это является грехом.
— Мне все равно — как и всякой женщине, когда она переживает такую пытку. Другого пути нет.
— Ну, так не выходите из экипажа, оставайтесь там, где вы сидите.
Перекресток остался позади; они проехали еще одну-две мили, а Клэр не сказал ей ни одного ласкового слова.
— Вы меня очень любите, Изз? — спросил он вдруг.
— Очень! Да ведь я уже это сказала. Я вас любила все время, пока мы вместе жили на мызе.
— Больше, чем Тэсс?
Изз покачала головой.
— Нет, — прошептала она, — не больше.
— Как же так?
— Никто не может любить вас больше, чем любила Тэсс… Она готова была жизнь отдать за вас. Большего и я не могу сделать.
Подобно пророку на горе Фавор, Изз Хюэт в эту минуту охотно скрыла бы истину, но то очарование, какое имел для нее, более грубой по природе, духовный облик Тэсс, принудило ее быть честной.
Клэр молчал; сердце его забилось, когда он услышал этот неожиданный искренний ответ безупречно честного существа. В его горле словно застыл комок. А в ушах звучало: «Она готова была жизнь отдать за вас. Большего и я не могу сделать!»
— Забудьте нашу пустую болтовню, Изз, — сказал он, неожиданно поворачивая лошадь. — Не понимаю, что я вам наговорил. Я отвезу вас назад к проселку.
— Вот награда за честность! О, я этого не вынесу… не вынесу… не вынесу!
Изз Хюэт истерически зарыдала и стала бить себя по лбу, когда поняла, что она сделала.
— Вы жалеете, что были справедливы к отсутствующей? О Изз, не портите доброго поступка такими сожалениями!
Постепенно она успокоилась.
— Хорошо, сэр. Быть может, и я не понимала, что говорю, когда… когда согласилась ехать. Я хочу… того, что невозможно!
— Невозможно, потому что у меня уже есть любящая жена?
— Да, да. У вас она есть.
Они остановились у проселка, мимо которого проехали полчаса назад, и она выпрыгнула из экипажа.
— Изз… прошу вас, забудьте о моем легкомысленном предложении! — воскликнул он. — Это было необдуманно… дурно.
— Забыть о нем? Никогда! Для меня в этом не было ничего легкомысленного!
Он почувствовал, что заслуживает упрек, прозвучавший в горьком возгласе, и, охваченный бесконечной тоской, вышел из экипажа и взял ее за руку:
— Изз, мы все-таки расстанемся друзьями? Вы не знаете, что пришлось мне вынести!
Она была великодушной девушкой и не позволила горечи обиды омрачить их разлуку.
— Я вас прощаю, сэр, — сказала Изз.
— Слушайте, Изз, — заговорил он, принуждая себя играть роль ментора, каковым отнюдь себя не чувствовал, — я хочу, чтобы вы сказали Мэриэн, когда увидите ее, что она должна быть хорошей женщиной и бороться с дурными наклонностями. Обещайте мне это. И скажите Рэтти, что есть на свете люди, более достойные, чем я, и ради меня она должна поступать разумно и честно — запомните эти слова, — разумно и честно ради меня. Я передаю им свое пожелание, словно умирающий — умирающий, потому что я никогда их больше не увижу. А вы, Изз, вы своими честными словами о моей жене спасли меня от безумия и предательства. Быть может, женщины и плохи, но в таких делах они лучше мужчин. И хотя бы из-за одного этого я никогда вас не забуду. Будьте всегда доброй и честной девушкой, какой были вы до сих пор, и думайте обо мне как о недостойном возлюбленном, но верном друге. Обещайте!
Она обещала.
— Да благословит вас бог, сэр. Прощайте!
Клэр уехал; но когда он скрылся из виду, Изз свернула на проселочную дорогу и в припадке отчаяния бросилась на траву. Поздно вернулась она в тот вечер в домик к матери, и лицо у нее было измученное и странное. Никто так и не узнал, как провела она эти черные часы — с тех пор, как рассталась с Энджелом Клэром, и до того, как вернулась домой.
Но и Клэра после разлуки с Изз терзали тревожные мысли, и губы его дрожали. Однако не Изз была причиной его скорби. В тот вечер он был на волосок от того, чтобы свернуть с дороги, ведущей к ближайшей станции, и через водораздел Южного Уэссекса направиться к дому своей Тэсс. Удержало его не презрение к ней и не сомнение в ее любви.
Нет. Он чувствовал, что, несмотря на ее любовь, подтвержденную словами Изз, факты не изменились. Если был он прав вначале, то прав и сейчас. И важность принятого им решения заставила его остаться на ранее намеченном пути, пока не направит его в другую сторону сила более властная, чем та, с какой столкнулся он в этот день. Быть может, он скоро вернется к Тэсс. В ту ночь он уехал в Лондон, а через пять дней уже прощался с братьями в порту, откуда отправлялся в Бразилию.