Тест на выживание

Шовкуненко Олег

Лишь только тяжелая дверь захлопнулась за нашими спинами, вокруг наступила ночь. Непроглядная душная ночь, наполненная запахом плесени и пыли. Однако это длилось всего мгновение. Несколько лучей вспыхнули практически одновременно. Фонарики у спецназовцев имелись и, судя по всему, находились под рукой.

– Осмотреться, – приказал Загребельный.

– Не волнуйтесь, – тяжело дыша, успокоил его Блюмер. – Здесь никого нет. Это одно из наших убежищ. Мы и дверь смазали, чтобы не демаскировала.

Как

бы желая подтвердить свои слова, продемонстрировать, что он тут настоящий завсегдатай, Сергей спросил:

– У кого-нибудь есть зажигалка или спички?

Когда один из бойцов кинул ему коробок, Блюмер заглянул в какую-то темную нишу и добыл оттуда старую керосиновую лампу.

– Не стоит попусту тратить батарейки, – с этими словами он зажег лампу и двинулся в глубь убежища. – Идемте, там есть столы и стулья.

– Странно, если бы их тут не было, – усмехнулся Леший и двинулся вслед за нашим новым проводником.

К дизайну обычного советского бомбоубежища его новые владельцы мало что добавили. Те же самые бетонные стены со следами топорной дощатой опалубки, та же самая серая масляная краска, те же матовые допотопные светильники. Вот чего действительно стало больше, так это косоплетов из проводов. Оно и понятно. Скопища всевозможных светомузыкальных аудио– и видеоустановок встречались на каждом шагу. Правда, сейчас по большей части они были разбиты и разграблены. Интересно, кому в такую жуткую эпоху потребовались цветные лампочки и горелые электронные платы? Эх, жадность человеческая!

Через пару поворотов коридора мы очутились в просторном зале. Здесь действительно было полным-полно пластиковых стульев и столов, правда, многие оказались поломанными. В центре помещения располагался невысокий подиум. Его словно пригвоздил к полу упертый в потолок никелированный шест.

– Никто не желает показать класс? – сострил один из бойцов. Судя по акценту, тот самый армянин по фамилии Казарян.

Все без исключения заржали. Это было чертовски приятно – смеяться. Это было все равно что воскреснуть из мертвых, снова почувствовать вкус жизни.

– На сегодня война закончена, – отсмеявшись, объявил Загребельный. – Теперь всем отдыхать.

Бойцы медленно разбрелись по залу. Расслабиться, нормально выспаться им не удавалось уже несколько дней подряд, поэтому немудрено, что приказ «отдыхать» подействовал на людей, как хорошее снотворное.

Каждый расположился где мог. Для меня Леший собственноручно составил вместе три круглых стола. Мне помогли улечься, а в качестве подушки Андрюха выделил свой вещмешок. Правда, перед этим он добыл из него войсковую аптечку и вкатил мне дозу болеутоляющего.

– Сейчас полегчает, – пообещал подполковник. – Лежи. До завтрашнего утра мы здесь на постое. До завтрашнего утра идти все равно некуда.

– Они

вибрируют, – тихо протянул я, бездумно глядя в бетонный потолок.

– Кто вибрирует? – не понял Леший.

– Камни в твоем рюкзаке. Я даже через ткань чувствую.

– Ах да… камни… – вспомнил Загребельный. – Полагаю, вреда от них не будет. Этот лесник… ну, Одноглазый… Он ведь таскал целый патронташ, набитый точно такими же цацками, и не где-нибудь, а возле причинного места.

– Да-а-а… Главное место у мужика намного важнее, чем голова. – Я устало улыбнулся.

– Могу вытащить. – Андрюха потянулся к вещмешку.

– Ладно уж, пусть лежат. – Я остановил его руку. – Такое впечатление, что они помогают, будто вытягивают боль.

– Как знаешь. – Леший убрал руку и сел рядом.

– Чудо, что прорвались, – прошептал я после минутной паузы. – Кентавры что-то сегодня припозднились.

– Припозднились? Это вряд ли, – покачал головой подполковник. – Я уже заметил, по ним хоть часы сверяй.

– Что же тогда?

– Мураши помогли.

– Не понял. – Я перевел взгляд с потолка на лицо Загребельного.

– Это мы их так лихо молотим. Одна пуля в голову, и муравей того… мертвее мертвого. А для кентавров они – опасность, и притом довольно серьезная. Так что, когда огненные муравьи рядом, те не очень-то склонны к прогулкам.

– Может, и поселку сегодня повезет? – предположил я.

– Кто знает, – пожал плечами Леший.

Неожиданно в темной глубине бомбоубежища послышался шорох. Источник его находился явно где-то за пределами зала, в котором расположилась вся наша группа. Тихий и осторожный шорох, но тем не менее на него среагировали почти все. Спецназовцы мигом оказались на ногах.

– В коридоре, возле двери… – прошептал боец, ближе всех находившийся к выходу из зала.

– Не может быть, мы ведь там две растяжки поставили? – с недоумением выдохнул офицер, которого Загребельный называл Костей. Он как бы оправдывался перед командиром.

– Проверить, быстро! – Леший взмахом руки отправил вперед четверых.

Те рванулись исполнять, и лязг затворов вмиг прокатился по пустынным залам бомбоубежища.

Ответом на эту грозную какофонию стал негромкий крик, человеческий крик:

– Не стреляйте! Мы свои! Мы люди!

Гулкое эхо подземелья придавало голосу дребезжащий металлический акцент, однако даже он не смог заглушить в нем живые мальчишеские интонации… до боли знакомые интонации.

– Пашка! – воскликнул я.

Загребельный поглядел на меня как на сумасшедшего:

– Как он мог… – начал было подполковник и тут же осекся. Помолчал пару секунд, а затем с тяжелым вздохом закончил: – Эти могли.

– Эти? – пришла моя очередь непонимающе хлопать глазами.