Тетрадь в красной обложке
Шрифт:
Сегодня я решила завести дневник. Конечно, не сегодня я подумала его завести, а очень давно, месяц, наверное, назад или больше. Но сегодня я нашла двадцать копеек. Они лежали под ногами на площади, и людей вокруг не было. Ещё двадцать — я накопила за этот месяц.
Сначала, когда я нашла деньги, я хотела купить мороженое. Глазированное эскимо. Но тут я вспомнила про дневник. И пошла в канцелярский магазин. Около магазина как раз продавали моё любимое мороженое, но я на него не посмотрела, а вошла, подошла прямо к кассе и выбила
Вот какая я бываю волевая, когда захочу.
На эту тетрадку я глядела давно — весь месяц. Бумага у неё в клетку, чтоб больше поместилось строчек, а обложка твёрдая, красного цвета. Очень красивая тетрадь.
Ещё на четыре копейки я купила газированную воду с клюквенным сиропом.
Пришла домой, сразу стала надписывать дневник. «Дневник Маши Никифоровой». И ещё я написала домашний адрес. А школу и класс — не стала, потому что он же дома будет храниться.
Мне кажется, что мама меня любит меньше, чем брата Сеню. И папа тоже. Я хочу дружить с Наташей Фоминой, но она не хочет. И в классе меня никуда не выбирают, хоть я и жду каждый раз, что выберут.
Раньше я думала, что это все виноваты, раз меня не любят. А я сама хорошая. А однажды я решила, что, наверно, я сама плохая, поэтому и не любят. В тот день я подумала, что надо записывать свои плохие поступки и исправляться. Однажды я даже накопила деньги на дневник, но сразу их истратила. Я шла из школы с Наташей Фоминой, и она сказала:
— Давай, сегодня ты купишь мне мороженое, а завтра я тебе.
Если бы я отказалась, Наташа подумала бы, что я жадина, и я купила ей эскимо и себе тоже.
Я хотела держать свой дневник дома, но придётся носить его в школу, хранить в портфеле, потому что мама всё узнала.
Она вошла в комнату и спросила:
— Что это ты пишешь?
— Ничего, — сказала я и быстрей закрыла запись учебником по русскому.
— Где ты взяла такую тетрадь? — спросила мама позже.
Я сказала, что нашла деньги и купила.
Но мама мне, наверно, не поверила, хоть и промолчала. Она считает, что деньги портят детей, и папа тоже так считает.
— Станешь взрослой, поймёшь, как трудно они даются, вот и научишься тратить, — говорит мама. — А то вечно тратишь на пустяки.
Только дневник — это не пустяки. Я буду записывать в него про все плохие стороны моего характера. И тогда я смогу исправиться. С помощью дневника.
Ну вот, сегодня я кончаю. По русскому задали два длинных упражнения, а рука уже устала.
С утра мы с Ягуновым дежурили по классу.
Я выполоскала тряпку, а Ягунов сходил за мелом. В перемены мы выгоняли всех из класса в коридор, и Ягунов открывал форточки.
Ягунов — самый хороший человек. Даже лучше Наташи Фоминой.
Он отличник по всем предметам. И не потому, что он много зубрит, просто он быстро всё понимает и сразу запоминает. Но он этим не гордится, как другие отличники, хотя и учится лучше их всех. А ещё — он честный и добрый. Однажды он нечаянно уронил большой горшок с цветами на лестнице. У нас на всех подоконниках стоят горшки, и в них растут цветы. На лестнице в это время никого не было, и Ягунов мог свободно убежать и молчать потом. А он, наоборот, прибежал в класс и сам сказал нашей учительнице Наталье Сергеевне.
Ещё когда я в прошлую зиму потеряла где-то в раздевалке варежки, а было так холодно, что дверь нашей школы вся обросла льдом, Ягунов дал мне тогда свою варежку, чтоб я портфель до дома донесла, а сам держал руку в кармане.
А самое главное — это он умеет писать стихи. Он пишет стихи на маленьких листках, листки продаются в магазине за восемь копеек пачка. И называются «бумага для заметок». Напишет и спрячет в портфель, и никому их не показывает в классе. Одна я знаю, потому что сижу с ним рядом на парте, и от меня-то уж ничего скрыть нельзя. Мне очень хочется подглядеть иногда, какое он стихотворение пишет, но я всегда удерживаюсь, потому что это нечестно — подсматривать без разрешения. И всё-таки я давно хотела спросить его про стихи.
После уроков мы помыли доску, отнесли ключ нянечке и вышли из школы вместе. Обычно я с Наташей Фоминой хожу, а тут она ждать не стала и ушла раньше. Мы вышли на улицу, и я спросила Ягунова про его стихи.
— Витя, — сказала я, — расскажи мне стихи, а?
А он вдруг остановился, посмотрел на меня и спросил:
— Какие стихи?
И было видно, что он здорово растерялся.
А потом он сразу заторопился:
— До свидания, я побежал, мне ещё на кружок надо.
Это он в шахматный кружок ездит, во Дворец пионеров. И там он тоже занимает первое место среди младших школьников.
А я пошла домой одна. Мимо проехала машина — деревянный фургон, и в ней пели песню весёлые солдаты.
А мне хотелось плакать. Ягунов тоже мне не доверяет. Даже не стал про стихи свои говорить со мной. А почему — я не знаю.
А вообще-то я маму свою очень люблю.
Сегодня я играла с Наташей Фоминой и вдруг упала в лужу. Даже не в лужу, а в грязь. И чулки все выпачкала, и пальто, и платье. Я быстрей побежала домой и очень боялась, когда открывала дверь: мама будет меня ругать, что я такая растяпа.
Но мама совсем меня не ругала. Она меня раздела, дала свой старый халат и подогнула его булавками.
А потом мы вместе стирали мои чулки и платье, вместе их выжали и повесили сушиться. Потом ещё чистили пальто.
И вместе пели песню про девушку в самолёте. Эту песню я очень люблю, и мама тоже любит.
А туфли мама помыла сама и поставила сохнуть.
Мама моя очень хорошая.
В нашем классе произошла ужасная драка. Подрались Звягин и Федоренко.