Тетраграмматон микрорая

Борисов Алексей Николаевич

Я поспешил упрятать его за обшлаг рукава, но перехватил настороженный взгляд старушки. Не знаю, чего она про меня подумала, только на лице отразились совсем не простые мысли.

А страх внутри меня начал набирать силу. Кажется, я оказался втянутым в какую-то немыслимую череду событий и причин. Когда мне казалось, мои действия нарушают законы природы, не произошло ли так, что я, и правда, их нарушил? Что мне теперь в расплату: хаос, безумие, или расшатанный до Апокалипсиса мир?

Пришлось встать и выйти в тамбур. Прокурено, гулко от стука, но как-то спокойнее. Не давят на психику настороженные взгляды.

Надо же, я сдавленно рассмеялся своему

отражению. В тамбурной полутьме на годами немытом стекле. Какие-то нереальные мысли в голову лезут. Не падают с неба птицы, не текут кровавые реки. Вон за окошком мост ажурной радугой через мягкую голубизну реки, рябой под задорным ветром. Солнышко светит, поезд катит. Что за мысли такие мрачные, а, Тамплиер?

Какие мысли? Подозрения. Смутные, неоформленные догадки. Как будто только и надо, протянуть руку, взять да ухватить за хвост пёстрый серпантин хитросплетений. И сразу всё станет ясно. Ну да, конечно. Протяни руку, пойми всё и разложи по полочкам. Неужели всё так просто?

Я тронул пальцами пыльные жерди оконной решётки, и в этот миг поезд дёрнулся. Крестик больно врезался в запястье, и я даже вскрикнул.

Дверь в тамбур отворилась, и мы с отставным военным столкнулись взглядами.

— Молодой человек, с вами всё в порядке?

— Да, — выдавил я, хотя это было очень далеко от истины.

— Такой у вас вид, словно вы не здоровы, мучаетесь болью.

— Нет, всё в порядке, — слабая улыбка, вот всё, на что хватило сил, — Просто есть некоторые сложности.

Он вздохнул и как-то по особому долго посмотрел мне в лицо.

— Да, всё в порядке. Ты счастливый, парень, и у тебя всё будет в порядке.

— Почему? — изумился я.

— Да хотя бы потому, что ты войны не видел, — Он быстро поднёс ко рту руку, и моему изумлению предстала искусно сделанная вставная челюсть, — Думаешь, так зубы кулаком выбивают?

Я промолчал, а он убрал челюсть обратно в рот и, как ни в чём не бывало, закурил. Протянул пачку, но я отказался.

— Будет хорошо и в порядке. У таких, как ты, должно быть хорошо. Хотя бы у таких, как ты.

Это он проговорил куда-то в сторону и скорее для себя, чем для меня, нечаянного собеседника.

Остаток пути до паромной суеты прошёл без приключений. Попутчики не обращали на меня внимания, да и я, признаться, был этому только рад.

Настал день, когда вагоны медленно втянулись на гигантский паром-катамаран. Пассажиров попросили покинуть свои места и перейти на верхнюю палубу. Впереди морсокой путь на много часов, и на радость путешественникам администрация снабдила судно всем необходимым. Тут нашлись и кафе, и комнаты отдыха, и даже массажные салоны. Но меня интересовало другое.

Цифровая кофейня тут тоже была, только выход в сеть через спутник стоил запредельных денег. Может, оно и к лучшему. Мне очень хотелось написать Маше и прочесть её письма, но меня продолжали терзать страх и сомнения. Возникло слишком много вопросов, осталось много недосказанного и неопределённого. Кажется, настало время плюнуть на все взаимные опасения и встретиться. Главное непонимание образовалось в области рассказа, написанного для Лёхи. По сравнению с ним все остальные странности, даже контакт в осознанном сновидении, выглядели простыми вещами, которым конечно найдётся объяснение, стоит только немного подумать.

И я усиленно думал, пока стоял на палубе под порывами нескромного морского ветра. Он швырял на людей брызги, терзал одежду и мешал чайкам кружить над морем, заниматься привычными морскими заботами. Птицы недовольно кричали и искали приюта на человеческом судне.

Но ненастье продолжалось недолго. Стоило мне собраться с духом и пойти в кафе, перенести на флэшку текст рассказа, как ветер утих. Частный случай закона бутерброда. А паром продолжал уверенно резать волны и нести состав к островам. Вообще-то идея сделать паром с переходником на рельсы очень смелая, но она себя быстро оправдала. Перемещение грузов с континента на острова упростилось на целое звено, и ускорилась работа портовой таможенной зоны. Мирокрай то он Мирокорай, а логистику и транспортные налоги никто не отменял.

Берег приближался. Издали нестерпимой белизной сверкали прибрежные небоскрёбы. Острова обернулись к морю новейшим блеском мегаполисов. Там бетон и сталь вспыхивали радугой стекла, зажженного неоном витрин. Мелькали улыбки, яркие фотографии и сказочно непонятные иероглифы. Эти места как будто кричали в мир, сколь много они вязли от западной цивилизации. Но я-то знал, как много в этом блеске напускного. Здесь мужчины и женщины пребывали на работу в невообразимо ранее время, и уезжали не рано. Среди небоскрёбов уместно смотрелись гладкие линии автомобильных кузовов, строгие костюмы и передовая электроника. Но позже, люди оставляли за спиной офисные заботы, костюмы менялись на кимоно, а автоматизированная цифровая утварь занимала положенное место в уюте домов, изнутри совсем не европейских. Люди сумели сохранить культуру и традиции прошлого, а современный лоск подчинили, не стали его рабами. Мимикрировали в западный образ, но не больше, чем того требовал международный бизнес.

Таможня формально осмотрела паспорт, пожелала на трёх языках приятного времяпрепровождения и потеряла ко мне интерес. Я оказался в окружении немного чуждого мира, но ничуть не враждебного. Вокруг сновали толпы народа, и улицы пестрели всевозможными одеяниями. Деловые и повседневные, строгие и пёстрые одежды мелькали то тут, то там. Школьники в смешных униформах стайками носились по им одним понятным маршрутам, но нисколько не мешали пешеходам, велосипедистам и роллерам. Многие дороги отгородились от пешеходов изогнутыми щитами прозрачного пластика. Вдоль дорог ровнялись места под парковку, забитые до упора и не очень. Оттуда летели алюминиевые стрелы эскалаторов или лестниц. На тротуары, в тенистые парки или на ярусы монорельсовых трамваев.

Мне не понравился деловой ритм, в котором пребывал город. Странно, но он казался чужим и неправильным. Стоило посмотреть в лица людей. Там мелькали сосредоточение и забота, радость и веселье. Люди выглядели живыми, а вот город — нет. Это было странно и поразительно. Люди естественно обращались с высокотехнологичным городом, но словно держались от него на расстоянии. Удобная глиняная посуда и простые палочки никак не уживались с плазменными экранами и «цифровой бумагой» в руках посетителей кафе. Я купил билет на электричку и зашёл туда подкрепиться простым бэнто. На гладких деревянных полочках стояли недопитые бутылки с этикетками на разных языках, а на горлышках висели цветные бирки с иероглифами. Лёху бы сюда. Вот кто оценил бы подход к спиртному. Должно быть, бутылки хранятся тут неделями, а то и месяцами, ждут своих гурманов. А гурманы уверены, что здесь найдётся любимая выпивка. Я заказал себе бутылку розового вина с экстрактом цветов за шестьсот йен, и положил визитку в папку со счётом. В тонком стекле осталось не меньше половины вина, так пусть оно меня тут подождёт.