Тевье-молочник
Шрифт:
Приезжаю домой и говорю своей старухе:
– Голда, у нас будут гости на праздник.
– Поздравляю!
– отвечает.
– Кто такие?
– Об этом после узнаешь, - говорю.
– Ты приготовь побольше яиц; сыра и масла у нас достаточно. Напечешь блинчиков на три персоны, но на такие персоны, которые не дураки покушать, а в писании ничего не смыслят!
– Наверное, - говорит она, - напросился какой-нибудь растяпа из голодающей губернии?
– Глупая ты, Голда! Во первых, - говорю, - не велика беда, если мы бедного человека накормим праздничными блинчиками. А во-вторых, да будет тебе известно,
– Ну, - отвечает она, - это совсем другое дело!
Вот она, сила миллионов! Даже моя Голда, едва почует деньги, совсем другим человеком становится. Таков мир, что и говорить! Как это в молитве сказано: "Сребро и злато - дело рук человеческих, - деньги губят человека...
Короче, - наступил радостный, зеленый праздник. О том, какая красота у меня на хуторе в эту пору, как там зелено, светло и тепло, вам рассказывать нечего. Самый крупный богач у вас в городе мог бы пожелать себе иметь такое голубое небо, такой зеленый лес, такие пахучие сосны, такую чудесную траву корм для коровок, которые стоят, жуют и смотрят вам в глаза, будто желая сказать: "Вы нас всегда такой травкой кормите, а уж молока мы вам не пожалеем".
Нет, говорите что хотите, предложите мне самое прибыльное дело, но если для этого понадобится переехать из деревни в город, я с вами не поменяюсь. Где у вас в городе такое небо? Как в молитве говорится: "Небеса - чертог господен", - только богу под стать такое небо! В городе, если голову задерешь, - что увидишь? Дом, крышу, трубу. Но разве есть там такие деревья? А уж если и попадется деревцо, так вы на него хламиду напяливаете.
Одним словом, гости мои налюбоваться не могли, когда ко мне на хутор приехали. Прибыли они, четыре молодца, верхом. Лошадки - одна другой лучше. А уж под Арончиком была лошадка... Жеребец! Настоящий мерин! За триста рублей такого не купишь.
– Милости просим, дорогие гости!
– говорю я.
– Это вы что же ради праздника решили верхом прокатиться?[16] Да ладно! Тевье не такой уж праведник, а если вас, даст бог, на том свете посекут за это, - не мне больно будет... Эй, Голда! Присмотри-ка там, чтобы блинчики были готовы, и пусть вынесут стол сюда, во двор, в доме мне перед гостями хвастать нечем... Эй, Шпринца, Тайбл, Бейлка! Куда вы там запропастились? Пошевеливайтесь!
Командую я эдак, и вот вынесли стол, стулья, скатерть, тарелки, ложки, вилки, соль и тут же - Голда моя с блинчиками, горячими, пламенными, прямо со сковороды, вкусными, жирными - объедение! Гости мои нахвалиться не могут...
– Чего ты стоишь?
– говорю я жене.
– Повторить надо ради праздника! Сегодня у нас пятидесятница, а в этот день стих "хвалю тебя" произносят дважды!
Голда, недолго думая, снова наполняет миску, а Шпринца подает к столу. Вдруг посмотрел я на моего Арончика и вижу, что он загляделся на мою Шпринцу глаз с нее не сводит. Что он такое на ней увидел?
– Кушайте!
– говорю я ему.
– Почему вы не едите?
– А что же я, по-вашему, делаю?
– спрашивает он.
– Вы, - говорю, - смотрите на мою Шпринцу...
Поднялся
"И бысть вечер, и бысть утро", - однажды вечером приезжаю домой распаренный, измученный беготней по дачам в Бойберике и застаю во дворе около дома привязанного к дверям знакомого коня. Готов поклясться, что это конь Арончика, тот самый мерин, которого я в триста целковых оценил. Подошел я к нему, шлепнул его по боку, пощекотал шею, гриву потрепал. "Приятель, говорю, друг сердечный, что ты тут делаешь?" А он повернул ко мне свою славную морду и смотрит умными глазами, будто сказать хочет: "Что меня спрашивать? Хозяина спроси".
Вхожу в дом и принимаюсь за жену:
– Скажи-ка мне, Голда-сердце, что тут делает Арончик?
– А я почем знаю?
– отвечает она.
– Ведь он из твоих дружков.
– Где же он?
– Ушел, - говорит, - с детьми в рощу на прогулку.
– Что за прогулки ни с того ни с сего?
– говорю и велю подавать на стол.
Поужинал и думаю: "Чего ты, Тевье, так расстроен? Человек приходит к тебе в гости, что же тут волноваться? Наоборот..."
А в это время гляжу: идут мои девицы с этим молодчиком, в руках букеты, впереди обе младшие - Тайбл и Бейлка, а позади Шпринца с Арончиком.
– Добрый вечер!
– Здравствуйте!
Арончик подошел ко мне - какой-то странный, поглаживает коня, жует травинку.
– Реб Тевье, - говорит он, - хочу с вами дело сделать. Давайте лошадками поменяемся.
– Не нашли, - говорю, - над кем смеяться?
– Нет!
– отвечает.
– Я это серьезно.
– Вот как? Серьезно? Сколько же, примерно, стоит ваша лошадка?
– А во сколько, - спрашивает, - вы ее цените?
– Я ценю ее, боюсь сказать, рублей в триста, а может быть, и с гаком!
А он смеется и говорит, что конь стоит больше чем втрое. И опять:
– Ну как? Меняемся?
Не понравился мне этот разговор: ну, что это значит - он хочет выменять своего коня на мою развалину? Предложил я ему отложить дело до другого раза и спрашиваю в шутку: неужто он специально ради этого приехал? "Если так, говорю, то зря потратились..." А он мне серьезно:
– Приехал я к вам, собственно, по другому делу. Если вам угодно, пойдемте немного прогуляемся.
"Что за прогулки такие?" - подумал я и направился с ним в рощу. Солнце уже давно село. В роще темновато, лягушки у плотины квакают, от травы аромат благодать! Арончик идет, и я иду, он молчит, и я молчу. Наконец он останавливается, откашливается и говорит: