Тевтонка
Шрифт:
— Да здесь же очень тесно, мой комтур, — повёл плечами Бриан и пару раз толкнул стену, показывая, что ему тут просто негде развернуться.
«Так, — подумала Грета, — Густав выбыл, сейчас комтур отправит его кормить ворон или под палки. Одним меньше. Кажется, братья получили приказ убить Генриха?»
Одо не посмеет напасть в открытую. А прирезать исподтишка? Да запросто. Он гроссмейстер подлого удара, не упустит случая пнуть лежачего, — но лишь когда убедится, что тот без головы. Собираешься сражаться с коротышкой — надень гульфик.
Поль.
Если пройдоха не припрятал обоих джокеров в рукаве.
Фед не особо ловкий. Главное, не дать ему припереть тебя к стенке, а то навалится — не дёрнешься. Где же слабина?.. Он из разорённого герцогского рода, мечтает выдать младшую сестру за барона. Как-то ходил на жмудь, и к нему попал янтарный божок с глазами из рубинов, так нет чтоб сдать казначею — утаил.
Пожалуй, от Феда можно откупиться. Отец и половины своих деревень не пожалеет ради Греты. Ах, отец…
Доведётся ли теперь встретиться? Есть ли он на самом деле, обещанный рай?
Рукоять просилась в ладонь. Восемь граней, когда меч при тебе — ничего не страшно. Так, собраться, думать о деле.
Бриан. Бриан!
Зубр, громада мышц, которая сносит дубовый частокол. На зимней охоте такой бык одним движением курчавого лба разодрал загонщика от пупа до подбородка, двоих затоптал копытами. Ни арбалетные болты, ни дротики не замечал, пёр и пёр на стрелков, пока секирами не перерубили ему шею.
Но зубр — степенный, неповоротливый. Бриан не такой: он словно демон, бесшумно окажется у тебя за спиной, стоит моргнуть.
Нет, с Брианом не совладать. Он и откупа не возьмёт, приказ же.
— А почему, — принюхался комтур, — здесь слышится запах вина? Ну-ка разойтись!
Братья шагнули в стороны. Бедняга Густав чуть не упал. Он пошатнулся — и повис на дружеской руке. Его голова в капюшоне завалилась набок, с присвистом всхрапнув.
Взбешённый комтур издал звук, услышав который, хозяйка сразу же хватает поварёшку и кидается спасать кашу. И не миновать бы брату Густаву палок, но тут в дверь вошли двое солдат, стали по краям прохода. Это были личные слуги мейстера, в идеально белых плащах, лишённые языков.
Комтур мигом загородил выпивоху: если узнается, палок не миновать уже брату Конраду.
За слугами протиснулся сам Великий Магистр[3]. Крылья мясистого носа подрагивали — похоже, что-то учуял. На груди главы Ордена, в середине креста, чёрный орёл занёс когти.
— Воины Христовы, — возвестил он. — Сегодня на вас возлагается дело, от которого зависит исход осады. Нет, от него зависит судьба всего Братства, судьба нашей веры в этих языческих землях… Хаускомтур, не вином ли здесь пахнет?
— А-а-а, это всё повара. Зайца мариновали к столу…
— Зайца? — Чёрная бровь поползла вверх. —
— Ну-у, он сам перепрыгнул… то есть подрыл…
— Завтра… нет, в субботу — чтобы мне подали этого зайца. С черносливом.
— Конечно, мой мейстер! — радостно пообещал Конрад.
Теперь ему придётся где-то добыть ушастого: Магистр был злопамятен, как десять свиней.
— Какова длина туннеля?
Глава Ордена посмотрел прямо на Грету. Похоже, ему всё известно. Уж не он ли заставил комтура передумать насчёт её помилования?
— Меньше двух миль, — отвечала Грета. — Если Пресвятая Дева поможет, отряд затемно вылезет под Большим Ставом, а к вечеру завтрашнего дня будет в Данциге. На башне замка зажгут огни — сообщат комтуру об успехе.
Она замерла перед властными очами. Генрих фон Плауэн не хуже палача умел разбирать людей, только делал это без крючьев и лезвий. Низенький, с кустистыми усами и опухшими веками, не сравнить с предыдущим магистром, широкоплечим богатырём. Тот на поле один стоил целой хоругви, но допустил разгром при Танненберге. Именно нынешнему хозяину Мариенбурга пришлось собирать рассеянные силы, уговаривать союзников, строить оборону замка.
Фон Плауэн был хитрее хорька и умудрялся присутствовать сразу везде. Ползли слухи, что в его покоях есть система ходов, по которым он мгновенно проникает хоть в спальни братьев, хоть в костёл, хоть на конюшни. Однако Грета знала — ход только один, жутко пыльный, и ведёт в комнату совещаний. Вряд ли им пользовались.
Никто не мог переиграть Грету в гляделки. Не смог и фон Плауэн. Он отвёл взгляд, начал прощупывать остальных — и понял, что боевой дух братьев лежит в луже да пускает пузыри. Поэтому вскричал:
— Сержанты! Если вы доставите отца Антонио в Данциг, я сам посвящу вас в рыцари.
От такого посула боевой дух отряда поднялся на карачки, как от запаха пива.
— И меня? — Одо с надеждой вылез вперёд.
Фон Плауэн глянул вниз так, словно учуял тухлое яйцо.
— Э-э, — протянул он, — нет. Только не тебя.
Кустистые усы подрагивали. Магистр ещё раз скосился на Одо, передёрнул плечами и решительно сказал: «Нет». Потом кивнул в сторону Греты:
— А это что за былинка, сквозняком унесёт? Хаускомтур, кого вы подобрали на выполнение задания! Получше людей у нас не нашлось?
Брат Конрад потёр руки, будто мыл их, и шепнул:
— Получше — жалко. Туннелем этим полвека никто не ходил, лишь угодники знают, что там. А расписку для венгерского короля можно и новую состряпать.
От этих слов боевой дух отряда провалился в преисподнюю.
— Время, время, Конрад! Каждый час промедления близит падение замка. Король Ягайло теряет шляхтичей от голода и болезней, он зол, строит новые осадные башни. Нам нужна подмога, и вы, — по жалкой компании проехался шипастый взгляд, — дойдёте до Данцига.