Тевтонка
Шрифт:
Золотые воины ударили кулаками в шлем и грудь Бриана так, что тяжёлый рыцарь полетел на середину зала, словно чучело для тренировок. Враги устремились за ним.
Грета лихорадочно крутила ручку механизма. Отбежав, прицелилась в пустую глазницу — чёрный круг с щелью возле переносицы.
Болт вошёл точно, на половину длины.
Однако призрак не упал, он рывками согнул руку и выдернул стрелу, затем прошагал к раненому Полю и взвалил его себе на плечо. Второй в это время поливал всё кругом адским огнём. Грохот стоял, как от пушек.
Грета
Одо завопил, выронил взведённый арбалет. Грета перекатилась ближе, схватила оружие и пустила стрелу второму призраку в прорезь рта.
Тот пальнул в неё, но девушка сжалась в клубок. Луч пробил кольчугу, ожёг правое бедро.
Внезапно канонада прекратилась. Из потолка с шуршанием тёк песок, размеренная поступь затихала в отдалении.
Грета подняла голову и закашлялась от пыли, просипела:
— Ушли? Почему они нас не добили? Эй, есть кто живой?
Рыжая груда рядом зашевелилась. Обломки разъехались, и вылез Одо, весь серый.
С трудом поднявшись, Грета кинулась к Бриану. Тяжёлых ран она не нашла, однако привести в чувство рыцаря удалось не сразу, пришлось стянуть шлем, зажать нос, полить из фляжки водой. Бриан сел и схватился за голову.
Отца Антонио в зале не оказалось. Грета услышала торопливый шёпот дальше по коридору, пошла туда с огнём и обнаружила потерявшегося — тот лежал, прикрывая голову молитвенником.
— Вставайте, ради Пресвятой Девы, — попросила она, помогая. — Призраки забрали Поля. Интересно, зачем? И Густав исчез, а после их стало двое…
— Хочешь сказать, упыри превращают людей в своих? — Одо оттёр слезу. С прованцем они вечно устраивали каверзы, ходили везде вместе, даже над комтуром подшучивали. Он не раз грозился утопить друзей в гданиско. А теперь…
Грета кивнула:
— Помните ту штуку, которую подобрал Фед? Это не гривна была, а мокрица, просто свёрнутая. Они сворачиваются, когда спят, ну, когда зимуют или есть нечего. А у Феда за пазухой она пригрелась и укусила его, и такая же влезла в ноздрю Густава, и он тоже стал призраком.
Отец Антонио заскулил, в открытую достал фляжку с пальмовым вином и стряхнул в рот последние капли.
— Хм, откуда ты вот всё это знаешь? — Одо с ног до макушки оглядел Грету. — Или сама упыриха?
— Мне святая Варвара шепнула, — объяснила та свою догадку. — Скорее! Тут осталось идти полчаса, если поспешим, успеем до рассвета.
К выходу почти бежали, постоянно оглядываясь — не покажутся ли синие огни. Сзади кралась бархатная темнота, в плеске и шуршании чудилось тиканье. Грета и Одо несли факелы. Бриан с трудом переставлял ноги, и Грета взвалила руку рыцаря на свою спину, помогая идти. Пришлось бросить его мешок с припасами, перевесить себе дротик.
Правое бедро саднило. Комтур хотел, чтобы она осталась здесь. Обойдётся. Только бы вырваться наружу! Они и письмо передадут, и сигнальный огонь на башне зажгут, и обратно в замок ещё вернутся.
Трудно. Рука у рыцаря тяжелее, чем ствол большой пушки. Ну давай же, ещё шаг…
Стены раздались в стороны, потолок поднялся. Вон уже видно железную дверь, почти выбрались!
— Погоди, дай отдышаться, — с трудом выдавил Бриан.
Грета прислонила его к стене и посветила факелом: на бледном лице чётче проступили оспины.
Предки Бриана д’Артуа были из Лотарингии, прадед приехал на службу в Кёльн. За рвение ему было пожаловано поместье и пять деревушек, дед выстроил замок. Его сын Робер привёз сарацинку из похода, которая родила мальчика. Роберу вскоре сосватали дочь соседа, чтобы объединить земли. Все владения, замок, слуги отошли её отпрыскам, и едва Бриану исполнилось четырнадцать, бастарда с парой пажей отправили в Пруссию.
Он почти каждую неделю сражался с заезжими рыцарями, всякий раз получая своё количество палок: братьям разрешалось выходить на ристалище только по приказу начальства. Впрочем, комтур не наказывал слишком строго, ведь все трофеи шли в орденскую казну, а проигрывал Бриан нечасто. Многие отказывались драться, только взглянув на мощную фигуру — дескать, пояса-то рыцарского у тебя нет. Но теперь, когда пояс у д’Артуа появился, все гости станут очень-очень вежливы с сыном сарацинки.
Если только он выйдет отсюда. Да пусть придётся на себе нести, волочь — призраки не получат его, хватит с них Поля!
— Как тебя на самом деле зовут? — спросил Бриан мягко, как никогда не говорил.
— Грета.
— Грета… Надо же, и мою младшую сестру так же. Знаешь, Грета, ты такая… Как оазис в песках Палестины.
— Идёшь, идёшь, а напиться нельзя?
— Да. То есть нет. Я о другом… Ты небывалая. Словно из песни. Не подумай обо мне ничего дурного. Поклоняются же святым ликам, молчаливо, издали…
Грета смотрела в глаза цвета гречишного мёда — и от груди вниз опускалась блаженная слабость, разливалась до кончиков пальцев. Этот человек больше года хранил её, а она и не знала. Следовал всюду, защищал от нападок, урезонивал братьев. Предупредил о приказе, который отдал комтур. Если бы не он — как бы Грета спаслась?
Тайный ангел с рябым носом. Ближе…
Грешница, Лилит. Этот рыцарь давал обет целомудрия, а глупая девчонка совратила его с истинного пути, из-за её лжи чистая душа будет вечно страдать.
Нет, Грета должна так думать. Но она всем телом дрожит, и чёрную щетину на смуглых скулах хочется пригладить, и плечи у сына сарацинки широкие, надёжные…
Рыцарь протянул ладонь, чтобы прикоснуться к щеке Греты. Она замерла…
И отпрянула:
— Настоящий Бриан мне никогда бы не признался!
Его указательный палец открылся, из кончика выползла золотая мокрица, шлёпнулась на пол, шмыгнула к ногам… Но Грета воткнула в тварь меч. И сжала себя в кулак, пытаясь собраться: