Теза с нашего двора
Шрифт:
— Ты доведёшь его до того, что он таки да оправдает твою ревность, — журила её Маня.
— А вы видели, как он пялит глаза на каждую юбку? Ни одну не пропускает!..
— Слушай сюда: от глаз дети не рождаются!..
— Но я же чувствую: он готов с каждой, везде, в любое время… Ведь это самое страшное, что есть у мужчины!
— Самое страшное, что у мужчины есть, это то, чего у мужчины нет, — философски изрекла Маня. И добавила. — Но даже, если, не дай Бог, какая-нибудь его зацепит…
— Я этого не переживу! — прервала её Алиса.
— Переживёшь. Все бабы это переживали, и ничего…
— А если подобьют?
— Подбивают неопытных, а твой — ас. Думаешь, я не волнуюсь из-за Лёвы?.. Все лысые — такие сексуальные!..
До окончания службы Дани оставалось две недели. Обе семьи начали готовиться к свадьбе: заказали зал для торжеств, составили список гостей, продумывали меню. Но однажды… Однажды все радиостанции передали сообщение о том, что в районе Рамаллы, рядом с какой-то палестинской деревней, на мине, подложенной террористами, подорвался армейский бронетранспортёр. Трое солдат погибли, а двоих, тяжело раненых, захватили в плен. Фамилии солдат не называли, но у Алисы ёкнуло сердце и застучало в висках. Она сразу же набрала номер его мобильника — ответа не было. Она набирала номер каждые три минуты:
— Алло! Дани, алло!..
— Перестань нервничать — он на занятиях, телефон отключён, — пытался успокоить её Алик, но в её сердце разрасталась тревога: «Что-то случилось, случилось! Какая-то беда!..». Да и погода нагнетала тяжесть на душе: было мрачно и пасмурно. Небо мучительно рожало дождь, на землю падали первые капли пота.
— Алло! Алло!.. Дани, где ты?
Трубка молчала несколько секунд, потом вдруг прозвучал чужой голос, по-русски, с акцентом:
— У нас твой Дани, у нас. Мы ему сейчас яйца отрываем. Хочешь послушать?..
В трубке раздались стоны и крики от боли. Она узнала голос сына и потеряла сознание.
Потом приходили десантники из его взвода, какие-то офицеры, министр обороны… Утешали, обнимали, выражали сочувствие.
Она не плакала, но видела всё, как в тумане: и похороны, и могилу, и море цветов, и останки сына, завёрнутые в саван, и рыдающую Янку, и их квартиру, заполненную людьми… К ночи, когда все разошлись и они остались вдвоём, она вдруг спокойно и отрешённо спросила:
— Откуда он знал русский?
— Кто? — не понял Алик.
— Тот, кто ответил по телефону, кто его мучил.
— Наверное, учился в университете имени Лумумбы, — предположил Алик.
— Недалеко от моего дома. Может, мы даже встречались на улице, и он мне улыбался.
— Сделать тебе бутерброд? Ты же весь день ничего не ела.
— Мне страшно! — Она сжала голову ладонями и сидела, раскачиваясь. — Как много в мире извергов, монстров, нелюдей… Мне страшно, Алик! — Потом вдруг чётко и внятно произнесла. — Я хочу ещё родить сына. Я знаю, что уже не по возрасту, но я всё равно рожу! И сама отведу его в самую боевую часть.
— Чтобы он отомстил?
— Нет — чтобы он нас защищал. Я выращу его храбрым и сильным. Чтоб его боялись! Чтоб нам дали спокойно жить, чтобы нас оставили в покое!.. Я хочу покоя, покоя, покоя!.. — И она, наконец, разрыдалась.
Жора
Увидев Жору, Тэза на мгновение замерла, удивлённо произнесла: «Боже мой, Жора?», потом громко и радостно: «Жорочка!», вскочила, подбежала, поцеловала.
— Почему не позвонил?
— Хотел сделать сюрприз.
— Ты надолго?
— Я насовсем вернулся. Насовсем.
— Почему? Тебе там плохо? Не на что жить?
— Наоборот, мне там очень хорошо: я получаю два пособия, и американское и израильское.
— А так можно?
— Думаю, что нет. Если узнают. Но я не спешил никому об этом сообщать.
— Так чего же ты вернулся? Тут сейчас очень сложно прожить, особенно, в нашем возрасте.
Жора глубоко вдохнул воздух и произнёс фразу, к которой готовился на протяжении всего полёта в самолёте, произнёс решительно, с разгона, закрыв глаза, как прыгают в холодную воду:
— Потому что я не могу жить без тебя!
Наступила тишина. Он с опаской открыл глаза: Тэза стояла, прислонившись к шкафу. Молчала. Тогда он выдохнул ещё одну фразу:
— Я всю жизнь люблю тебя.
И она ответила:
— Я знаю.
Он оторопел:
— Знаешь?!
— Да. Давно знаю.
— Но я же никогда… Я так скрывал это.
Она улыбнулась.
— От женщины можно скрыть, что ты её не любишь, можно обманывать, притворяться, и то — недолго. Но если любишь, этого скрыть нельзя… Я сердцем чувствовала… И Лёша это знал.
Жора вскочил со стула.
— Лёша знал?! — Он был потрясён.
— Да. Давно знал. Он очень жалел тебя и даже завещал мне… Впрочем, об этом потом. — Она подошла, положила руки ему на плечи. — Мне очень одиноко, Жора. Я осталась одна, совсем одна… Я так тебе рада! — Обняла его, прижалась. А он напрягся и застыл, замер, боясь пошевельнуться и спугнуть этот миг, когда впервые ощутил, что такое счастье.
ЭПИЛОГ
Вот и подошло к концу моё повествование. Конечно, мне грустно расставаться со своими героями — я их всех полюбил и очень тревожусь, отпуская одних в грядущую жизнь. Ведь им сейчас нелегко: даже дерево, пересаженное в другую почву, долго болеет и не плодоносит. А у них корни намного глубже, они проросли сквозь прошлое, сквозь воспоминания, сквозь могилы родных и близких.
Новое время спикировало на нас и перетрясло жизни не только моих героев, но и миллионов граждан бывшего Советского Союза, ощутивших себя эмигрантами в собственных странах. Но мы не можем остановить или изменить это время — мы должны научиться существовать в нём и быть счастливыми.