The Beatles

Хантер Дэвис

Шесть месяцев Брайен провел в ливерпульском мебельном магазине «Таймс» на Лорд-стрит, за те же 5 фунтов в неделю. И здесь дела у него шли отлично. Когда Брайен покидал «Таймс», ему подарили паркеровскую ручку и карандаш. (Это была та самая ручка, которую несколько лет спустя он протянул Полу Маккартни, чтобы тот подписал свой первый контракт.)

Спустя шесть месяцев Брайен вернулся в Уолтон и взял на себя оформление всего магазина.

– Мне это страшно нравилось, особенно придумывать что-то новое. Но и самой торговлей я занимался с удовольствием, видя, как люди приходят в хорошее настроение и доверяют мне. Мне было приятно наблюдать за тем, как настороженность во взгляде покупателя тает и сменяется выражением радостного ожидания, оправдать которое предстоит именно мне.

Ему пришлось немало поспорить насчет оформления витрин.
– Все привыкли, чтобы они были битком набиты всякой всячиной. Я же предпочитал почти пустые - пусть там стоит, например, один стул. Я просто бредил современной мебелью. Они только входила в моду, и мне хотелось, чтобы все об этом узнали. «Если показать людям что-то красивое, - думал я, - они примут это».

9 декабря 1952 года, в самый разгар отважных проектов Брайена, направленных на процветание фирмы «Айзек Эпстайн и Сыновья», он был призван в армию. Если школа внушала Брайену ужас, то мысль об армии вызвала панику.

– Я был посредственным школьником, но в армии меня наверняка ожидала участь самого никудышного из всех солдат.

Он попросился в военно-воздушные силы и был назначен клерком в службе связи Королевской армии. Службу Брайен проходил в основном в Олдершоте.

– Жизнь там была как в тюрьме, и я делал все наоборот. Когда раздавалась команда: «Напраааво!», я поворачивался налево, когда командовали: «Смиррна!» - я падал.

Он более или менее справился со строевой подготовкой и почему-то даже подумал, что его могут выбрать для участия в параде. Посвященном коронации. Шел 1953 год. Само звучание слова «коронация» зачаровывало, будоражило воображение, и Брайен подумал, что это должно быть интересно. Но его не выбрали. Он отправился в загул по пабам и клубам и напился.

В своем призыве Брайен оказался единственным выпускником закрытой частной школы, не дослужившимся до офицерского звания. Но когда он, как всегда безукоризненно одетый, появлялся во время увольнительных в фешенебельных клубах Вест-Энда, его, конечно, принимали за офицера.

После Олдершота ему повезло, он получил назначение в лондонские казармы «Риджент-парк» - предел мечтаний всех молодых офицеров. Брайен завязал в столице множество знакомств и недурно проводил там время. Однажды ночью он подкатил к казарме, сидя за рулем огромного автомобиля, в шляпе, светлом костюме в мелкую полоску, с зонтиком под мышкой.

Когда он вошел в казарму, часовые отдали ему честь, а двое караульных, встав по стойке «смирно», пожирали его глазами. Один из служащих гаркнул: «Спокойной ночи, сэр!» Но офицера, сидящего внутри, было не так-то легко провести: «Рядовой Эпстайн! Завтра в 10 часов утра явитесь к начальству и доложите, что пытались выдать себя за офицера».

На некоторое время Брайену запретили выходить из казармы. Это было отнюдь не первое нарушение воинской дисциплины. Он неоднократно пренебрегал субординацией и уж как минимум никогда не мог выполнить правильно ни одного поручения.

– Армия начала действовать мне на нервы. Я действительно становился ненормальным. Я чувствовал, как деградирую, причем с такой силой, что пришлось пойти к казарменному врачу. Он посоветовал обратиться к психиатру. Консилиум психиатров постановил, что военная служба противопоказана рядовому Эпстайну. Врачи сошлись на том, что психика, эмоциональное и интеллектуальное состояние Брайена категорически несовместимы с военной службой. Спустя год он, отслужив в армии половину положенного срока, был комиссован по состоянию здоровья. Как и положено в армии, ему дали самую положительную характеристику. В ней Эпстайна аттестовали как «воздержанного, надежного и заслуживающего полного доверия солдата».

Брайен рассказывал о катастрофе, постигшей его в армии, бодро, чуть ли не намекая, что все это он подстроил нарочно. Но ни у кого не вызывало сомнений, что армия в значительной мере подорвала его душевное равновесие.

Всю дорогу в Юстон он бежал бегом и поспел на первый ливерпульский поезд. Вернувшись в семейный магазин, он впрягся в работу как вол. Как раз тогда заметно усилился его интерес к грампластинкам. Брайен всегда любил музыку, в особенности классическую, но и поп-музыка доставляла ему удовольствие. В то время больше всех ему нравился Эдмундо Рос.

Брайена опять захватило и то хобби, к которому он пристрастился в школе, - театр. Ему все чаще стало приходить в голову, что мир искусства, быть может, представляет для него больший интерес, чем торговля мебелью. Он познакомился со всем репертуаром ливерпульского театра «Плэйхаус» и все больше времени проводил, играя в любительских спектаклях или среди профессиональных актеров из «Плэйхаус». Особенно подружился он с двумя из них - Брайеном Бедфордом и Хелен Линддей.

Им казалось, что он мог бы стать хорошим актером. Театр увлекал его, он правильно все чувствовал, наверняка не был лишен таланта. Почему бы ему не попробовать поступить в Королевскую Академию драматического искусства? Они ему помогут. Брайен решился и поступил.

– Я прочитал режиссеру Джону Ферналду два отрывка: один из сборника Элиота «Сцены из клерикальной жизни» и Другой - из «Макбета». Бог знает почему, но меня приняли, даже не дослушав до конца. Быть может, сыграло свою роль то, что я не нуждался в стипендии.

Совершенно естественно, что отец Брайена не пришел в восторг от случившегося. В его списке самых идиотских и немужских занятий актерство уступало первенство только профессии модельера. Тем не менее факт оставался фактом: его двадцатидвухлетний сын и наследник вновь прервал свою карьеру. На этот раз, в отличие от армии, по собственному желанию. И, быть может, навсегда.

Брайен пришел в Королевскую Академию драматического искусства в том же году, что и Сусанна Йорк и Джоанна Данхэм. Алберт Финни и Питер О’Тул только что вышли из ее стен.

Будучи студентом Академии, Брайен работал понемногу в магазине пластинок на Чаринг-Кросс-роуд.

– По-моему, я учился успешно. В меня очень верил Джон Ферналд. Но постепенно актеры, образ их жизни начали вызывать во мне отвращение. Когда-то я возненавидел школьный уклад. И вдруг семь лет спустя снова оказался в схожей атмосфере «общей жизни». Мне была не по душе и эта обстановка, и люди. Я стал приходить к мысли, что появился здесь слишком поздно. Может быть, я и в самом деле родился настоящим бизнесменом?