The Intel: как Роберт Нойс, Гордон Мур и Энди Гроув создали самую влиятельную компанию в мире
Шрифт:
Теперь, как по волшебству, его удача вернулась. По удивительному стечению обстоятельств Грант Гейл перешел в университет Висконсина с Джоном Бардином, а его жена была другом детства ученого. Более того, начальник Бардина, президент Bell Labs (и создатель подводного телефонного кабеля) Оливер Бакли был выпускником Гриннелла – его двое сыновей на тот момент были студентами колледжа, – и он часто высылал факультету физики свое устаревшее оборудование.
В 1948 году, по иронии судьбы как раз тогда, когда Боб Нойс изучал выплаты в Equitable Life, неподалеку от Bell Labs проходила публичная пресс-конференция (а не просто публикация технической статьи), посвященная открытию транзистора Джона Бардина, Уолтера Бреттейна и Уильяма Шокли. Как событие, посвященное PR, это был провал – лишь New York Times посвятила событию несколько абзацев на странице 46. Нойс, который повлияет на судьбу транзистора в большей степени, чем кто-либо другой, даже не увидел этой статьи.
Но в Айове ее заметил Грант Гейл. Он не только вырезал статью и повесил ее в коридоре факультета физики, но также в следующем запросе оборудования к Оливеру Бакли попросил его прислать «пару транзисторов».
Не приходится говорить о том, что у Бакли лишних транзисторов не было, просто лежащих рядом с ним, – устройства пока едва прошли стадию прототипов, а предварительные заказы были расписаны уже на несколько месяцев вперед. Но он был достаточно благосклонен, чтобы собрать техническую информацию Bell Labs и монографии о транзисторах и послать их в Гриннелл.
Возвращение Нойса в Айову происходило приблизительно в то же время. В Гриннелле он обнаружил Гейла, погруженного в эти документы, – и погрузился в них вместе с ним. Гейл будет вспоминать: «Было бы преувеличением говорить, что я много учил Боба… Мы узнавали о нем вместе». Нойс же говорил: «У Гранта был заразительный интерес к транзисторам, который он передал своим студентам… Я стал смотреть на транзисторы как на один из величайших феноменов времени».
К слову, предприниматель уже раскрывался. В то время как для Гейла транзистор был новым полем исследований, Нойс видел, что «это будет чем-то, что было бы здорово использовать, – ну, может, «использовать» – неверное слово, но я рассматривал его как нечто, с чем будет интересно работать». [55]
55
Там же.
Не имея возможности подержать транзисторы в руках и протестировать включенными в цепь, Нойс и Гейл были сильно отдалены от понимания лежащих в их основе физических свойств. В частности, технологии полупроводников и нанесения изоляционных материалов с атомарными примесями, чтобы функционирование полупроводника можно было контролировать при помощи слабого стороннего тока – то же самое, чем были одержимы Бардин и Бреттейн десяток лет назад.
Новаторские полупроводниковые интегральные схемы в ранних транзисторах, подобные тем, какие изучали Нойс и Гейл, использовались как усилители, чтобы заменить гораздо более громоздкие, горячие и ломкие электронно-лучевые трубки. Десять лет спустя огромный вклад Нойса будет состоять в том, чтобы установить эти схемы на кремниевые переключатели и создать бинарные единицы и нули в сердце всех цифровых схем, – а затем понять, как сделать их плоскими и соединенными в массивы.
Теперь все же самое большее, что могли сделать Нойс и его профессор, – это понять настолько, насколько возможно, принципы работы транзистора. И хотя это было ограниченное понимание устройства, к концу обучения Боба это все же был уровень почти такой же, как у ученых из Bell Labs. Даже тогда Нойс, будучи все еще студентом, способным понять многое из этой технической информации, был чудом сам по себе – хотя Грант Гейл, знавший молодого человека не хуже других, не был удивлен.
Роберт Нойс окончил образование в Гриннелл-колледже в июне 1949 года с ученой степенью по математике и физике, членством в Phi Beta Kappa, а от своих однокурсников заслужил звание «выпускник, получивший лучшие оценки с минимумом работы». Что характерно, последнее он воспринял с юмором и оценкой настоящего бизнесмена, сказав своим родителям, что награда была вручена «человеку, получившему лучшую отдачу за время, проведенное в изучении».
Боба также приняли в программу докторской степени Массачусетского технологического института (МТИ), и он получил частичную стипендию. Он сказал Гейлу, что планирует сконцентрироваться на движении – в частности, прохождении – электронов через твердые тела.
Стипендия МТИ покрывала расходы на обучение, но не на проживание и питание, обходившиеся в 750 долларов в год. Его родители не могли справиться с такими тратами, так что на каникулы Боб присоединился к ним в Сэндвиче, Иллинойс, и провел жаркое и несчастное лето на стройке – обычно работая с едким, разжигающим плоть (и как мы теперь знаем, канцерогенным) антисептиком для дерева – креозотом. Из этого буквально ранящего опыта Нойс сумел вынести другой жизненный урок: он поклялся, что больше никогда не вернется к физическому труду… и в течение нескольких месяцев после прибытия в МТИ он превратил частичную стипендию в полную.
В стереотипной истории о том, как деревенский парень из колледжа переходит в университет в большом городе, молодой человек ошеломлен сложностью городской жизни и образовательным институтом мирового класса. Для двадцатидвухлетнего Боба Нойса все было с точностью до наоборот. В Айове ему рассказывали про самые современные способы применения физики твердого тела. Боб быстро обнаружил, что в могущественном МТИ «вокруг не было профессоров, которые что-то знали о транзисторах». По иронии судьбы, именно в этот момент в Гриннелле Грант Гейл получал свою первую посылку с подарочными транзисторами из Bell Labs.
Это не было счастливым открытием. Нойсу пришлось вынимать по крупице из курсов, в основном физической электроники, которые описывали лишь малую толику того, что ему нужно было знать, чтобы изучить физику полупроводников. «Главной проблемой в физике в то время было излучение электронов из электронных пучков и электронно-лучевых трубок. И все же у них было множество физических особенностей, касающихся в равной степени и транзисторов; нужно было изучать язык, квантовую теорию материи и так далее». [56] Оставшуюся часть своего образования он получил, участвуя в каждой из того малого количества технических конференций по всей стране, посвященных технологии транзисторов. На этих мероприятиях он впервые встретил некоторых нынешних и восходящих звезд физики – людей, которые сыграют важные роли в его будущей карьере, – таких как Уильям Шокли и Лестер Хоган.
56
Там же, 78.
Его начинание нельзя назвать гладким. Суперзвезда в Гриннелле, теперь Нойс был одним из сотен лучших студентов со всего мира в программе физики МТИ, которая в тот год включала будущего Нобелевского лауреата Марри Гелл-Мана. Более того, его базовое образование в Гриннелле, хотя и блестящее в некоторых областях, было признано несоответствующим в других – как ни странно, после того как он провалил квалификационный тест, факультет направил его на изучение теоретической физики на два семестра. Гейл настолько интересовался тем, как справляется молодой Боб, что написал письмо на физический факультет МТИ с просьбой о регулярных новостях о новом ученике… и он не был в восторге от первых ответов.
Тем временем у Боба осталось немного денег на жизнь. Плата за общежитие была слишком дорогостоящей, так что Боб разделял с друзьями дешевое жилье в пригороде Кэмбриджа и, по возможности, ел за их счет. К счастью, друзей у него было много – два старых приятеля по Гриннеллу (даже соседей – они помогали ему с его легендарным планером), братья Стронг, жили неподалеку. Брат Гейлорд теперь женился и жил в Нью-Хейвене, Коннектикут. И по мере обучения Боб также быстро завел дружеские отношения с несколькими студентами МТИ. Они были смешанной группой – богатые, бедные, голубых кровей, иммигранты, – но у них была общая причина сплотиться: выживание во время первых семестров в МТИ. Неудивительно, что Боб также быстро завел себе подружку, которую он иногда просил держаться подальше, пока он завален экзаменами.