The Kills
Шрифт:
— Серьёзно?
Звучит как-то бредово, не могу же я не реагировать?
— Да, — абсолютно серьезно отвечает женщина. — Предполагали, что это хрустит сахар, но никак не ожидали стекла. Все-таки пирог с клубникой. Никто в здравом уме не будет думать о стеклянной крошке в нем, — она даже слегка выпучивает глаза, войдя в роль. — Наш дорогой кондитер решил изменить рецептуру, совсем немного, — изображает она щепоть пальцами. — Теперь каждый раз, когда вы едите ваш любимый пирог, там все больше стекла и все меньше клубники. Казалось бы, — прерывается
Последние слова она практически тараторит, похоже сама проникаясь своей историей.
— В чём смысл?
— Нет ничего постыдного признаться в том, что заблуждался и попался на такой изощренный обман, а ваш мир оказался ложью, — доктор произносит эти слова тихо и спокойно, с долей жалости в голосе.
— Мир? Речь о клубничном пироге.
Я вообще не понимаю, почему она так волнуется от выдуманной истории.
— Это метафора, — немного устало замечакт женщина.
— Почему не сказать прямо?
— Люди плохо воспринимают информацию в лоб. Особенно, когда она грозит подорвать их устои.
Я молчу, прокручивая в голове рассказ о стекле и пироге, но так и не понимаю, что за глубинный смысл она в него вложила.
— Вы завалили меня домашкой, доктор, — опять шучу, боясь выглядеть идиотом.
— Даю вам пищу для ума. Вернёмся к вашим отношениям.
Моя собеседница берет свои записи.
— Зачем? Я здесь по поводу агрессии, у меня нет проблем в отношениях.
— Уверены? — она с вызовом смотрит мне в глаза.
— Давайте так, — я кручу шеей, захрустевшей на весь кабинет. — Я люблю свою девушку. Она любит меня. Точка, — жёстко отрезаю, давая понять, что не потерплю возражений. — Больше к этому вопросу мы не возвращаемся.
— Хорошо, — быстро соглашается доктор. — Агрессия. Были в вашей жизни эпизоды насилия?
— Эпизоды?
— Насилие в семье, в школе. Армия.
— Два года в Ираке.
— Расскажите подробнее.
***
— Мозгоправ знала, о чём говорит, — ощущая одураченность, произнес я, глядя на фото девушки в записной книжке. — Ты… — я замолчал. — Ты была моим идеалом, который оказался полной ложью. Наши чувства, — я хмыкнул. — Точнее сказать, твои чувства… Какая же ты сука.
Я злобно хлопнул обложкой, чувствуя мерзкую тошноту. Меня наебали. Самым изощрённым способом. Обвели вокруг пальца, подсунув пирог со стеклом, где клубника и рядом не валялась.
Дверь в ванную отворилась, на пороге стояла заспанная Кейт.
— Ты даже в душ с блокнотом ходишь? — она потерла глаза, сделавшись очень милой.
— Так получилось.
Я поднялся, убрал записную книжку на полку с полотенцами и сгреб в объятия Уилсон.
—
— Хорошо. А тебе?
— Потрясающе, — не соврал я, чем вызвал у Кейт довольную улыбку.
Уилсон освободилась от моих рук, взяла зубную щетку с пастой и нырнула в душевую кабинку.
Вслед за воспоминаниями вчерашнего страстного вечера, взметнулись и обрывки нашего разговора. Она не хочет семью, слишком молода и, очевидно, не готова.
Чёрт, проблема в том, что я не готов отпустить её сейчас. Слишком уж она хороша и идеальна в своей простоте. Возможно, когда расследование подойдёт к концу, она поменяет свое мнение, либо… наши пути разойдутся сами собой. Да и заставлять её променять свободу на семейные обязанности я не могу. А пока…
— Вызмы, — буркнула Кейт с щеткой во рту, высунув руку с тюбиком зубной пасты наружу.
— Почему ты чистишь зубы в душе?
Я взял свою щётку и забрал пасту.
— Я экономлю воду и время, — сказала она уже четче, по-видимому, освободив рот.
— В чем заключается экономия, если ты стоишь с включенной водой?
Минуты две мы молчали, уделяя внимание гигиене.
— У меня на волосах бальзам, а вода смывает гель для душа, — теперь Уилсон протянула мне свою зубную щетку.
— В самом деле? — я прервался, удивленный ее распределением дел.
— Иди сюда и проверь, если не веришь, — поманила она.
— Я не могу.
— Почему?
— Я чищу зубы, — ответил, на деле уже покончив с процедурой.
— Зануда, — подразнила Кейт. — В Африке детям не хватает чистой воды, а ты стоишь с просто так включенным краном.
Я закатил глаза, ничего не ответив, и выключил воду. Кейт тихо захихикала.
— Кто ещё из нас зануда.
— Хто есе изь нась зянуда, — передразнила она в своей манере.
— Ты серьезно беспокоишься о детях в Африке? — я задумчиво потёр подбородок.
— Нет.
— Нет? Зачем тогда про них вспомнила?
Оценив отражение в зеркале, понял, что стоит немного подравнять щетину, и взял с полки электробритву.
— Захотелось тебя потроллить.
— И как я не догадался, — коротко улыбнувшись на ее выходку, я покачал головой. — Никто не будет искренне беспокоиться о каких-то детях где-то в Африке.
Бритва тихо зажужжала, с потрескиванием срезая волосы.
— В самом деле?
— Да. Сама подумай, кому есть дело до того, чего ты сам лично не видел?
— Кому-то есть. Джоли, например.
Она слишком активно размахалась руками, грохнув о прозрачную стенку.
— Да херня это всё, — не стал скрывать своего скепсиса.
— Значит все, кто занимаются благотворительностью — лицемеры? — в её голосе послышались нотки удивления.
— Нет, я так не сказал, — чуть не помотал головой, обозначая несогласие, во время вспомнив о бритве в руке. — Я сказал, что искренне переживать о тех, кто далеко от тебя и кого ты никогда не видел, невозможно.