The Мечты. Бес и ребро
Шрифт:
– Тебе срочно, что ли?
– Да вот… - банкир покосился на Стефанию и крякнул. – Да… Надо… Дашь?
– А я – не ты, - рассмеялся Роман. – Я с кредитом не морозился. Пользуйся.
Моджеевский!
Роман Романович Моджеевский. Сентябрь прошлого года. Айя-Напа. Сорок пять – Рома ягодка опять. Это там он что-то в шутку рассказывал о том, как Панкратов не дал ему кредит. И это туда ее впервые приволок Олег вместо родной жены. Она не хотела идти, но пошла. Зря пошла, потому что именно тогда он стал показывать ее на всех подряд
Моджеевский! Хозяин города. Так ей тогда поясняли. И выходит, что Андрей спит с его... кем? Женой? А ребенок в коляске? Чей ребенок, а? Андрея или этого? «Мог бы и поздравить» - это с чем? С пополнением в семействе, которого дожидаются на яхте?
У Стефании постепенно взрывался мозг. И она уже даже перестала следить за мимикой во все глаза таращась на эту... Женю.
– Только смотри... до сентября управишься? – продолжал вещать Роман. – Я еще не знаю, как получится с отпуском, но мы хотели немного поплавать, если врачи разрешат дочке перелет.
– Управлюсь, - заверил Панкратов и подмигнул. – Я туда-обратно. Лето… пора отпусков.
– Ну бога ради. Я тогда свяжусь со своими, узнаю, что и как. Сообщу, - Моджеевский, улыбнувшись, замолчал, а потом скользнул равнодушным взглядом по Стефании и не к месту спросил: - Как Уля? Вы решили, где ее учить?
И получил незаметный для окружающих хук по корпусу. С той стороны, где рядом с ним стояла Женя.
Панкратов же в это самое время, пока Моджеевский тоже украдкой, переводил дыхание, ударился в рассудифилис:
– Дети хороши, пока в коляске дрыхнут. Потом они вызывают только одно желание – придушить.
– И это тебе еще повезло, Олеж, что она у тебя одна, - проворковала Стефания, уверенная в том, что еще немного, и она просто не выдержит этого всего. – Ой, смотри, там Ариша Родыгина! Я отойду, хорошо? Нет, нет, вы общайтесь! Хорошего вечера!
И с этими словами Стеша оторвалась от переставшего удерживать ее Панкратова и рванула сначала к танцполу, в суеверном ужасе глядя на расцвеченные ярким освещением лица людей, сейчас напоминающие ей живые двигающиеся маски с пустыми глазницами. В голове шумело, земля под ногами шаталась в такт музыке. Кто-то обхватил ее сзади за талию, и сквозь шелк эти руки ощущались слишком интимно.
«Потанцуем?»
Нет.
Она что-то ответила, и ее отпустили.
Она раздобыла еще один коктейль, непривычно холодивший язык и приятно согревающий изнутри.
Она нашла себя сидящей на шезлонге у моря. Туфли валялись в стороне, а набегающие волны облизывали босые ступни. Она делала маленькие глотки и дышала свежим воздухом, и если бы можно было сказать, что шум клуба остался далеко, то, наверное, чувствовала бы себя вполне сносно после стольких впечатлений за вечер. Но со сносностью возникали большие трудности.
Она саму себя не выносила – где уж ей вынести грохот музыки.
Она как будто бы снова оказалась в том вечере, когда ее макнули в грязь, из которой она так и не выбралась.
Парадокс. Она настолько не хотела быть той, которой изменяют, и так стремилась быть той, с которой, что и сама не поняла, как перехитрила себя. Под этим платьем, под этим слоем профессионального макияжа, внутри этой кожи – немолодая женщина, которая давно уже живет не свою жизнь. Поднатаскай ребенка. Поднатаскала.
«С точки зрения, что мы с тобой не расписаны, а Лика беременна, по всему выходит, что это ты здесь лишняя, Стефания».
«А с точки зрения, что мы почти десять лет вместе?» - получилось не насмешливо, а жалобно. Тогда, в первую минуту, получилось жалобно, хотя она давно научилась храбриться и мучить всех вокруг.
«При чем тут это? Мы могли бы и двадцать лет вместе прожить, а я бы на тебе не женился. И был бы прав. Ты же с катушек слетела! Посмотри на себя, во что ты превратилась! Тебя уже все перетрахали или еще нет?»
«А я не останавливаюсь на достигнутом!»
Стефания коротко усмехнулась, поставила бокал на песок и откинулась спиной на шезлонг. Сверху над ней нависли звезды почти неподъемной тяжестью. И если присмотреться, то, наверное, среди них на своих мётлах шныряют чертовы ведьмы. Она и ведьма-то невзаправдашняя. Так, попробовала сыграть – получилось скверно. Можно костерить себя сколько угодно, но вряд ли уже переиграешь.
Да ей и не хочется, она не будет. Утром она все-таки заблокировала номер Андрея Малича и удалила чат с ним. Хватит с нее ролей не по силам: любовь, мужья, дети – это с другими случается, а ей, смешно сказать, любовник изменяет. Адамова зло хохотнула от этой мысли и подхватилась на ноги, забирая с песка свой коктейль и делая еще один глоток. Вернуться, найти Олега, уехать домой. Натанцевалась.
Однако уже в следующую минуту ее внимание привлекло какое-то быстрое движение неподалеку, попавшее в поле зрения. Вполне человеческое – руки, ноги, шаги по песку, женское дыхание, мужской парфюм, который доносил бриз, или это ей так придумалось. Стеша, решив было, что это какая-то влюбленная парочка вздумала уединиться у моря, подальше от танцующих, уже собиралась пройти мимо, сделав вид, что не заметила, как услышала негромкий голос:
«Жень! Ну прекрати! Я нарочно, что ли? Само вырвалось!»
Ответ прозвучал дуновением ветра – такой же тихий. И сердитое белое пятно платья двинулось вдоль кромки воды еще быстрее.
«Жека! Ну это несерьезно! Откуда я знал, что ее такая мелочь заденет? Заметь, Олег даже и не понял нифига!»
«Мелочь? – вышло уже громче. – При любовнице упоминать жену, а при жене – любовницу?»
«Кхе... Чисто технически я упомянул ребенка!»
«Знаешь что, Рома?»
«Знаю! Дурак! Жека! Ну хочешь я этой звезде извинения принесу? В письменном виде? В трех экземплярах!»