The Взгляд
Шрифт:
Ведущим «Взгляда» приходилось сталкиваться и с элементарными уголовными провокациями.
Однажды встретил Любимова с перебинтованной головой. На вопросы он отвечал шуточками типа: «Вы же знаете, мы головами стены прошибаем», а потом раскололся:
– Ждали меня у подъезда трое. Сказали, что они из общества «Память». Впрочем, они могли сказать все, что угодно. Ведь, как утверждают функционеры «Памяти», многие организации, совершающие акты насилия, прикрываются их именем. Меня спас милицейский патруль, проезжавший мимо. Те трое удрали… После одной из передач было нападение на Диму Захарова. Он спасся бегством, закрывшись в лифте. Приходилось ли мне обращаться в милицию? Да, там сказали: «Ждите, пока что-нибудь случится». Удается оставаться спокойным, хотя телефонные звонки утомляют. Знающие люди советуют не волноваться: «Тебя сначала попытаются купить. А уж если откажешься…» Судя по всему, меня преследуют малопрофессиональные
На вопрос, всегда ли он объективен, часто ли идет на уступки, Любимов ответил несколько раздосадовано и абсолютно категорично:
– Любая программа – это компромисс. К примеру, в мае (это 1989 год! – Е.Д. ) не пустили в эфир сюжет о заводе, который с 72-го года занимается производством скульптуры Ленина высотой 28 метров. Брежнев сказал: «И я такую же хочу», увидев американскую Статую Свободы. «Только чтоб это был Ленин и стоял во Владивостоке». Нам все-таки удалось «выдать» этот сюжет 16 июня, после того, как у нас на руках оказался козырь – местная газета с напечатанным официальным решением отказаться от спесивой монументомании.
За пару дней до подозрительно дружного отъезда команды на молодежный фестиваль в Пхеньян (награда за взгляды «Взгляда») приключились неприятные вечерние разборки на тихой автостоянке недалеко от издательского корпуса московских редакций. Любимов обсуждал с несколькими известными музыкантами подробности недавней передачи. В это время из притормозившей машины выскочил плотный бородач.
– Ты! Я тебя по телевизору видел, – победно объявил хмельной гуляка.
– Мурад, поехали! – звали его дружки из двух тачек.
Но хозяин ночного города обиженно и яростно доказывал Саше, что он «может купить весь ваш «Взгляд» вместе с камерой», тряся пачками пятидесятирублевок толщиной, соизмеримой с его невысоким лбом. Дело едва не дошло до рукопашной. Небедный Мурад уехал, пообещав Любимову неприятности, один из музыкантов насилу уговорил Сашу сесть в его машину и не искушать судьбу поисками такси.
Вот такой очерк был опубликован в «Совсеке». Я пришел во «Взгляд» позже. По приглашению Любимова. При работе же над книгой очень конфликтная ситуация возникла с ним, с тем, которому – и я хочу это подчеркнуть – я очень обязан. Именно благодаря Саше я оказался на ЦТ, он очень много сделал в тяжелой для меня ситуации, когда я после объявы в программе «Время» о моей политической неблагонадежности оказался под запретом на профессию… Я Сашку люблю и буду помнить вечно, но считаю, что он просто не прошел через «медные трубы». Мальчики – в то время – все сошли с ума, кроме, быть может, Политковского и Мукусева – те были постарше и с этой всесоюзной славой как-то сладили. И с «Люби» я окончательно из-за этой книжки рассорился. Я ведь многим предлагал прочитать рукопись на предмет устранения недочетов. Саша отказался читать без права финальной редактуры. Я, конечно, сказал: свою прямую речь можешь редактировать как хочешь, но если ты напишешь, какую-нибудь лажу, типа того, что «Взгляд» вышел на NBC, а не на Первом, или что ты родился в Москве, как утверждают все энциклопедии, а я то знаю, что в Лондоне, – на это я пойти не могу. Он сказал, что тогда вообще книгу в руки не возьмет, что это заведомо ложь и подстава, в общем, отреагировал исключительно нервно, чем крайне меня расстроил.
Я обсуждал ситуацию с его папой, Михаилом Петровичем Любимовым, говорил, что Сашку любил, люблю и буду любить, потому что ему признателен, но в ситуации с книгой он неадекватен. Ну не может быть ни у одного из персонажей книги права на редактуру этой книги! Пиши свою книгу, поставь фамилию Любимов, назови ее «Мой взгляд», «Моя борьба», как угодно. Он же проговаривает в кулуарах «мой Владик», хотя они попросту не общались с ним последние полгода до убийства «Листа».
Переписывать историю под кого-то мне не хотелось. Одно скажу точно: здесь никаких выдумок, приукрашиваний. Есть купюры, есть недоговоренности, недомолвки, но нет никакого «фикшна», ничего не выдумано. Сложно было с некоторыми купюрами потому, что я понимал: будут читать бывшие коллеги, меня будут укорять, что какие-то очевидные вещи не проговорены. Вот в этом смысле я чувствовал себя некомфортно. И еще я очень стремался уйти в желтизну. Боялся, что аспекты, связанные с личными взаимоотношениями, особенно межполовыми, приобретут привкус «клубнички». Совсем эти вещи не проговорить невозможно – присказка «шерше ля фам» не на ровном месте появилась: женщины всегда стоят за движениями мужчин, и вовсе не писать об этом я не мог. Не мог избежать некой интимной составляющей при описании разборок. А разборки были очень жесткие! Закат и агония Разбаша (и личностная, и профессиональная) – очень непростая история. Кастинговые решения Листьева – особая
Было давление на меня по поводу упоминания адвоката Андрея Макарова (одного из ближайших друзей Листьева и Назимовой) – все, что касается его связей с госбезопасностью, с гейским лобби. Но поскольку это исходило от человека, сказавшего: я тебе транслирую, что есть такое мнение, я ответил: вот попросят – вырежу, а если лишь «есть мнение» – проигнорирую. Ну и проигнорировал.
Была постфактум достаточно конфликтная ситуация на презентации второго издания «Битлов перестройки», куда пригласили Мукусева с Политковским. Они публично, долго и шумно возмущались, что на обложке, мол, нет Димы Захарова, одного из первых ведущих, зато есть, мол, «номенклатурные» Ваня Демидов и Костя Эрнст. Я сказал им то, что говорил всегда: я знаю, что для «Взгляда» эти двое сделали гораздо больше, чем, допустим, тот же Захаров. И дело вовсе не в том, что они потом стали боссами – они и боссами стали как раз потому, что очень много сделали тогда, в период становления нового отечественного телевидения. И об этом я много писал еще в конце 80-х, и позднее – во всех изданиях Издательского Дома «Новый Взгляд», когда до всяких вельможных кресел и Ване, и Косте было ой как далеко; так что совесть моя чиста.
А что касается Любимова. То он просто внешне лучше прочих подходил в то время для персонификации нового ТВ. Вот в 2012 году заявление Станислав Белковского «Я не стою за Навальным» оч напомнило мне сакраментальное чеховское «Я не целовал кухарку». Станислав Александрович прекрасно понимает, что есть люди, которые могут персонифицировать ту или иную идею (пусть и не разделяя ее) а есть те, кому не поверит никто, даже, если позиция искренна. Сам Белковский не мог бы стать лицом бренда «борьба с коррупцией», а вот Навальный с его ямочкой на подбородке и прямым честным взглядом как у майора Пронина очень даже может. Вот и пришлось умелому кукловоду спрятаться за привлекательным аватаром, чтобы реализовать придуманный сценарий.
Понимал проблему внешности и Борис Абрамович, оттого рядился поначалу в серого кардинала, но потом наитие изменило ему, и он вышел на подмостки в героической роли борца с режимом. В результате спектакль провалился, из труппы пришлось уйти. Хабитус – страшная штука, которую ни обойти, ни объехать, недаром в несравненной программе «Голос» вокалистов отбирают на слух – набор физиологических параметров смешивает все карты и меняет любые расклады.
В свое Голливуд разродился драмой «Герой». Ключевой персонаж ленты, которого шедеврически сыграл Дастин Хоффман совершает Поступок. По жизни это жалкий воришка, этакий человек-беда, безработный лузер, от которого ушла жена и который ходит под статьей. По пути на вечеринку в честь дня рождения сына, с которым ему, ко всему прочему, запрещают видеться, он натыкается на рухнувший авиалайнер. Чертыхаясь и сетуя, он выносит из горящего самолета несколько пассажиров, не удержавшись от мародерства: позаимствовал сумочку одной из спасенных.
На месте преступления/подвига жулик теряет дорогущий (в его системе координат) ботинок. Этакая нехитрая аллюзия, намек на «Золушку».
Этим же вечером неудачник рассказывает о своих приключениях случайному бродяге (Энди Гарсиа) и дарит ему одинокий предмет обуви.
Журналистка, которую играет Джина Дэвис (та самая, которую спас/обнес наш герой) решает найти своего ангела. Единственная зацепка – «чей туфля?». Телеканал объявляет награду в $-миллион. И красавчик Гарсиа, идеально по фактуре подходящий на роль спасителя и умеющий складно излагать, воспользовался шансом. Стал US-кумиром, эталоном самопожертвования. Изучая подноготную своего подопечного, красотка-репортер обнаруживает: ее герой (лжеспаситель, как известно нам, зрителям) спас боевых товарищей во время вьетнамской кампании, но пролетел с медалью, так как не нашлось ни одного авторитетного свидетеля. Героиня влюбляется в объект журналистского расследования. А ее настоящему спасителю в это время шьют срок за обнаруженную у него сумочку этой самой героини.
Ну там страсти-мордасти, бла, бла, бла. «Гарсиа» пытается разрубить Гордиев узел лжи + непоняток, бросившись с карниза и его спасает все тот же «Хоффман», которому (и только ему одному) ведомы причины, сподвигшие героя-лжеца на отчаянный суицид.
Фишка в том, что невзрачный жулик рефлекторно совершает героический поступок, но наживает при этом себе целый набор неприятностей. И даже не понимает, что сгеройствовал. А его случайный знакомый, будучи в целом человеком благородных понятий, лишь из-за $$$ вписывается в авантюру и выдает себя за «таинственного спасителя рейса №104». Но вот что занимательно: став всеамериканской ролевой моделью, ветеран войны реально вершит благое дело, хоть чуток, но проапргейдив общественную мораль своим подразумеваемым благородством.