Тиасса
Шрифт:
— Вы столь добры, миледи.
— Со своей стороны, я отдаю свой меч вам на хранение и, более того, клянусь надеждой своей на Врата Смерти, что не желаю причинить лорду Талтошу никакого вреда, но, напротив, жажду лишь одного — чтобы он как можно скорее полностью восстановил здоовье.
При этом она отстегнула портупею и вложила оружие в руки Кааврена. После ее слов Кааврен поклонился и сказал:
— Миледи, этого более чем достаточно. Пойдемте, я провожу вас к его покоям.
У двери Кааврен небрежно хлопнул в ладоши, потом открыл дверь и отступил
Леди Саручка метнулась к нему, когда он снова рухнул на кровать, а следующий за ней по пятам Кааврен услышал, как выходец с Востока говорит:
— О, миледи, не следовало вам появляться здесь.
— Что за чушь ты мелешь! — Потом повернулась к капитану. — Как видите, я ничем не угрожаю его благополучию; могу я попросить остаться на несколько минут с ним наедине?
Кааврен поклонился и ответил:
— У меня нет ни малейших возражений.
— Благодарю вас, любезный капитан.
Кааврен еще раз поклонился и вышел из комнаты. Поразмыслив, он решил не подслушивать под дверью и передал Эрбаад клинок леди Саручки вместе с указанием вернуть его иссоле, когда та будет уходить. Затем приказал подлейтенанту Ширип организовать себе коня; Ширип без вопросов и замечаний выполнила приказ, и в итоге пять минут спустя Кааврен уже был в седле и ехал на север.
Через час капитан обнаружил место, где выходца с Востока прибило к берегу. Там он провел некоторое время, наблюдая за рекой, подмечая особенности течения и отмелей. В итоге он решил, что скорее всего в реку выходец с Востока попал на этом, западном берегу (который в действительности был скорее южным); переплыв реку, он навряд ли остался бы в живых. Весьма удачно, поскольку ехать до ближайшего моста было более часа, а пересечь реку вплавь столь близко от устья превыше сил как лошадиных, так и человеческих.
Придя к такому выводу, он направил коня (чалого мерина эгьеслабской породы) на север (то бишь скорее на запад) вдоль берега, внимательный взгляд капитана не упускал ни малейших подробностей. Примерно через четверть мили он остановился, кивнул сам себе, спешился, стреножил мерина и взглянул на землю повнимательнее. Этим он занимался, пока не опустилась ночь, темным покрывалом нависнув над грязными водами; однако Кааврен не оставил своего занятия, а лишь зажег предусмотрительно прихваченный с собой фонарь.
Наконец, решив, что выяснил все возможное, он задул фонарь, снова оседлал оголодавшего мерина и поехал обратно в управление, где по-прежнему дежурила Ширип, твердо решившая не покидать поста, пока твердо не узнает, что пока капитан в ней более не нуждается.
В данном случае подлейтенант оказалась права, потому что побеседовать с ней было первым, чего пожелал
— Как поживает наш пациент?
— Лекарь заходила к нему часа три назад, вскоре после ухода иссолы, и решила, что он почти наверняка будет жить.
— Тем лучше. А я осмотрел место, где произошло столкновение.
— И вы что-нибудь выяснили, капитан?
— В смысле, помимо того, что мы и так подозревали — что наш выходец с Востока врет как йенди? Да, выяснил. Или во всяком случае пришел к ряду выводов, которые проверю, снова переговорив с графом Сурке, надеясь, что он либо признает истинность того, что я ему сообщу, либо каким-то образом выдаст себя, если начнет отрицать очевидное.
— Имею ли я честь поздравить капитана с хорошим планом?
— Тебе кажется, что это хороший план, подлейтенант? Заметь, я прошу честного мнения.
— Я заметила, за что и благодарю. Да, мне представляется, что план хорош, если вы добыли надежные сведения, а я уверена, что так и есть.
— Сама рассуди. Я подозревал, что нападавших было четверо или пятеро. И ошибся.
— Как — ошиблись?
— Их было девять.
— Девять!
— Да, девять. Подсчитать нетрудно — земля была мягкой, а до того, как началась ссора, все девять выстроились в ряд лицом к нему, а он стоял лицом к ним, спиной к реке. Какое-то время они так стояли и, несомненно, разговаривали, потому что подошвы его сапог ушли достаточно глубоко в землю, а стоял он так, как стоят во время разговора, а не в какой-либо защитной позиции.
— Да, но девять!
— Есть объяснения, почему он выжил, оказавшись один против девяти. То есть объяснения помимо его мастерства, которое нельзя недооценивать.
— И какие же объяснения?
— Во-первых, ему в некотором роде помогли.
— В некотором роде, капитан?
— Да, и были это не люди.
— Не понимаю.
— Я тоже, подлейтенант. Однако остались четкие признаки, что как минимум двое из нападавших сражались явно в стороне от графа Сурке. При этом рядом с ними нет никаких следов помимо их собственных. Возможно, он мастер иллюзий, и два противника сражались с фантомами. Возможно также, что он способен призывать или повелевать птицами, и спустил их на своих врагов. У этих мест нет никаких следов крови, но разбросано немало ветвей и листьев, причем судя по деревьям, нападающие яростно вертели мечами где-то над головой.
— Однако, капитан, остается еще семеро.
— Судя по следам, едва разговор закончился, одну противницу он тут же вывел из игры — то ли броском ножа, то ли заклинанием; она упала на колени и какое-то время стояла так, а потом рухнула на землю, где и осталась, истекая кровью, и лишь когда все завершилось, двое ее друзей помогли ей покинуть поле боя.
— Ясно. Но все же остается шестеро.
— И один из них был убит на месте. Тело рухнуло практически под ноги всем остальным участникам схватки, и на земле осталось столько крови, что выжить после такого невозможно.