Тиберий. Преемник Августа
Шрифт:
Несомненно одно. Это был не воинский закон и не единственный акт. Он приводился в действие официальными судами и соответствующими магистратами. Он никогда не привел бы к тому, к чему привел, если бы Тиберию не пришлось искать особые способы для защиты своего положения, и, будучи осторожным и осмотрительным, он, во избежание проявления произвола или деспотизма со своей стороны, поручил сенату осуществлять этот закон. Но разумеется, это был не совсем обычный закон. Он давал возможность начинать судопроизводство еще до того, как вина доказана: обидные или враждебные слова или жесты подпадали под закон об оскорблении величества, даже если их смысл был неясным или имел характер намека. От некоторых политических акций следует либо принципиально
Во многих случаях ответом сената стало столь ревностное исполнение этого закона, что он стал восприниматься как невыносимый. Сам сенат подвергался давлению общественного мнения, он не мог ни отказать Тиберию в требуемой им власти, ни остановить исполнение закона, однако он мог исполнять его слишком рьяно, так что его все возненавидели. К этому относится и случай с поэтом Клуторием Приском, который получил похвалы за создание поэмы на смерть Германика, а прослышав, что Друз болен, написал посмертную поэму и о нем. Друз поправился, а поэта обвинили в косвенной измене. Хуже то, что его казнили… Когда это случилось, Тиберий отсутствовал. Узнав об этом, он сразу же внес предложение, чтобы ни одна казнь не была осуществлена без предусмотренного законом промежутка времени, когда приговор может быть оспорен и пересмотрен.
История несправедливо обошлась с сенатом. То, что впоследствии расценивали как угодничество, на деле было сарказмом.
Как только закон об оскорблении величества стал применяться на практике, донос превратился в средство политической расправы.
Система доносительства не возникла в одночасье, она росла постепенно. Сам Август был невольным инициатором создания системы профессионального доносительства. Первоначально доносчики были просто агентами, собиравшими сведения о долгах перед казной и сообщавшими об этом соответствующим властям. Название в конце концов закрепилось за всеми, кто поставлял в суды информацию о деяниях, за которые выносилось наказание. Август, с большими трудностями проводя в жизнь закон о браке и разводе, предлагал выдавать денежное вознаграждение за сведения, представленные в суд. Поскольку не существовало системы общественных обвинителей, частная инициатива была единственным доступным средством. В результате этого доносительство превратилось в признанную обществом профессию, а доносчик был профессиональным частным детективом, имевшим комиссионные в случае успешного для обвинения решения суда.
Мы можем иметь собственное мнение относительно желательности такого порядка. Большинство подобных систем весьма сомнительны. Но есть доводы в защиту доносительства, трудно придумать иной работающий метод, учитывая время, место и обстоятельства, более того, те, кто намеренно нарушают закон, в любом случае рискуют и не должны уж очень жаловаться, если их поймали. Однако нам следует непременно иметь в виду, что, к каким бы ужасным последствиям этот закон потом ни привел, в нем не было заложено дурных намерений. Он был основан на вполне понятных принципах и являлся легитимным.
Тиберий включил в систему доносительства и сбор политической информации. Он содержал несколько ценных опытных расследователей, их награда зависела от результата, а их деятельность избавляла от трудностей, сопровождающих официальное следствие. Он мог позволить себе платить много. В конце концов, деньги приходили из поместий нарушителей закона. В результате все наиболее удачливые доносчики обратились к политике как к основному направлению деятельности.
Естественно, нам нет нужды рьяно оправдывать доносчиков. Во всяком случае, сенатская партия сохранила свидетельства их успешной деятельности. Очевидно, что для того, чтобы успешно работать, некоторые из доносчиков могли вращаться в высших слоях общества и быть людьми образованными. Например, доносчик Домиций Афр в свое время имел столь же классную репутацию судейского оратора, как современные известные юристы.
И вот после событий, сопутствовавших смерти Германика и суду над Пизоном, закон об оскорблении величества и система доносительства стали распространяться и приобрели немалую значимость. Борьба теперь переместилась от границ Германии в самый Рим. Отодвинулась опасность гражданской войны. Борьба, теперь ведущаяся в столице, стала состязанием в хитроумии и ловкости — тихим, скрытным, однако смертельно опасным.
Обе партии обладали всем необходимым для схватки — средствами и организацией. Это была борьба за власть над миром. Обе они обращались к своим сторонникам, олигархи — с романтической мечтой о республике, которой никогда не существовало. А Тиберий — с прозаическим принципом хорошего правления.
А тем временем на них помалу надвигалось нечто неожиданное и непредсказуемое.
Глава 10
ПОЯВЛЕНИЕ ЭТРУСКА
Смерть Германика создала ситуацию, к которой никто не был вполне готов. Тиберий освободился от бремени, которое он, без сомнения, безропотно нес бы и дальше, поскольку это была его обязанность, однако теперь он мог свободно следовать велению сердца и передать наследование своему сыну Друзу. Самый этот факт заключал в себе и приманку, и ловушку.
Друз повторял Тиберия без всякого признака гения. Более того, что-то от его прадеда Агриппы смешалось с кровью рода Клавдиев. Он был основателен, дружелюбен, имел чувство ответственности, однако его характер и рассудительность были вроде бы сделаны из менее прочного материала, чем у его отца. Он любил и восхищался своим двоюродным братом Германиком и взял на себя заботу по обеспечению состояния его детей. Однако в отношениях Тиберия с сыном ощущалась естественная и непреднамеренная неприязнь.
Кровь Випсаниев выдавала себя в грубой породе, чуждой утонченным наклонностям Тиберия. Друз, кажется, страдал от положения, обусловленного имперской значимостью его отца. Он пил сверх меры и нередко проявлял качества, свойственные скорее Випсанию, чем Клавдию. С отцовской прямотой Тиберий говаривал своему сыну: «Я не дам тебе так себя вести, пока я жив, а если не послушаешься, я позабочусь, чтобы ты не смог делать этого и после моей смерти». Нельзя было сказать более прямо. Они оба были недовольны, что смерть Германика открыла Друза для атак со стороны тех, кто не имел к нему претензий, пока Германик был жив.
Ливия — Ливилла, Маленькая Ливия, чтобы не путать ее с Ливией Августой — едва ли сильно была привязана к своему неуклюжему мужу, сочетавшему в себе наиболее явные недостатки Тиберия и столь же очевидные пороки Агриппы. Она была красивой, умной и очень современной женщиной, вполне готовой стать орудием в руках других, так же как и ее брат Германик. Но за ее спиной стоял некто другой — а именно Сеян. Личность Сеяна заслуживает того, чтобы на ней задержаться подробнее.
Он был этруском, родом из этой странной, загадочной расы, многие характерные особенности которой возводят ее к самобытной древней культуре, а не к классическим традициям Греции и Рима. Этруски обладали всеми доблестями и пороками той цивилизации, которую никогда не могли воспринять римляне: самый их ум и характер, как и у иудеев, был настроен на отдаленный исторический опыт жизни в населенных городах и больших сообществах. Меценат — этот очень мудрый гражданин мира, который никогда не сражался, никогда не работал, но жил в постоянных разговорах и управлял людьми, которые воевали и трудились, тоже был этруском. В конце концов, искусство понимания других людей — приобретение цивилизации.