Тибет и далай-лама. Мертвый город Хара-Хото
Шрифт:
На другой день в девять часов вечера, когда Куку-нор начал порядочно постукивать в берег, а наша надежда на ожидание – бледнеть, я заслышал голоса своих товарищей, подошедших к палатке. Радости нашей не было конца. Пошли бесконечные спросы и расспросы, рассказы и пересказы, казалось, мы никогда не наговоримся вдоволь.
С возвращением моих ближайших сотрудников из плавания экспедиция снялась с насиженного места и тронулась на восток вдоль берега озера. Проходя через тангутские стойбища, мы лишь изредка видели хмурые, злобные лица туземцев, украдкой выглядывавших на нас из черных «банагов» [244] . Свирепые псы бросались на верблюдов, готовые растерзать непрошенных гостей. Как-то неприветливо и неуютно было среди
244
Банаг – тангутская или тибетская шерстяная палатка.
Выйдя из области тангутских кочевок, мы почувствовали невольное облегчение и радостно расположились лагерем у основания полуострова – мыса Чоно-шахалур, то есть «Волчий загон», оканчивающегося узкой песчаной косой, далеко вдавшейся в озеро. С одной стороны простирался глубокий залив Куку-нора, с другой – залегали пресные бассейны, носившие характер болотистых озерок; на них держалось много гусей, уток, турпанов и небольшие стайки куликов. В первую ночь стоянки в урочище Чоно-шахалур нас долго развлекал филин. Его глухой и зловещий голос в соединении с однообразным рокотом волн создавал оригинальное впечатление.
Наутро восьмого сентября в компании со своими старыми сотрудниками я отправился верхом знакомиться с мысом и его продолжением – песчаной косой. Высокий песчано-глинистый мыс Чоно-шахалур по мере удаления в область озера постепенно суживался и, дойдя до пятисаженной ширины, довольно круто обрывался, превращаясь в песчано-галечную отмель, протянувшуюся дугой еще на целую версту.
С северо-запада, со стороны открытых вод, отливавших зеленоватым оттенком, гремела высокая волна, сбиваясь в жемчужную пену; с другой стороны темноголубая поверхность лишь слегка колыхалась. Песчаная отмель была унизана птицами: чайками, гусями, утками, бакланами. Поодаль настороже плавала пара лебедей со своими взрослыми птенцами. На всем видимом пространстве озерного залива, качаясь на волнах, темнели птицы – осенний пролет плавающих был в полном разгаре. Занятые рыбным промыслом орланы-долгохвосты по-прежнему или проносились вдоль берега, или темнели точками на его возвышениях.
Проходя по песчаной косе с одним из своих спутников, мы неожиданно наткнулись на темный предмет, обмываемый волнами и выброшенный, очевидно, прибоем. Приблизившись к находке, мы обнаружили, что это лисица, по всей вероятности, утонувшая лишь недавно, так как ее мех был в хорошем состоянии. Осмотрев зверя со всех сторон, мы нашли его очень интересным и включили в общую маммологическую коллекцию. В течение двух дней стоянки экспедиции в «Волчьем загоне» Четыркин с переводчиком Полютовым произвели два плавания с измерением глубин, приняв исходным пунктом песчаную косу. Первое плавание – к северу на семь верст в область открытых вод Куку-нора обошлось вполне благополучно; второе плавание к юго-востоку – по заливу, образуемому с одной стороны мысом, с другой – прилежащим берегом Куку-нора, закончилось аварией: железная поперечная скрепа лодки лопнула, что вызвало расхождение бортов, отказ уключин и быстрый поворот лодки в сторону. Борясь с порядочной волной, наши путники едва справились с суденышком и поспешили выброситься на берег. Таким образом наша лодка, отслужив свою службу и сделавшись вполне достойной «спутницей» экспедиции, закончила свое существование.
Между прочим, считаю своим долгом заметить, что для плавания по Куку-нору необходимо иметь порядочную лодку, а еще лучше – катерок морского типа. Пускаться же в путь с такими примитивными средствами, как это делали мы, я не советую никому.
Исследованием Чоно-шахалур наши работы на Куку-норе закончились: я счел вторую задачу экспедиции посильно выполненной и отдал распоряжение к выступлению в обратный путь, – к Синину.
Жалко и грустно было покидать дикое своенравное альпийское озеро; оно дало нам столько прекрасных, незабываемых по своей прелести и новизне минут. Это вечно живое лазурное «море» ласкало и баюкало нас своим мягким несмолкаемым шепотом и чаровало своей безграничной далью. Прощай, гордый красавец! Если бы ты умел говорить, много тайн поведал бы ты нам о своем интересном прошлом. Десятки, сотни веков назад ты, так же как и сейчас, сторожил дикие, первобытные народы. На твоих берегах происходили жестокие битвы, твои воды окрашивались кровью, одни племена сменялись другими и только твое сердце – Куйсу оставалось чуждым борьбы.
Провожая нас, Куку-нор был спокоен, великолепно отражая темную синеву глубокого неба.
Обратное следование в Синин. – День в Донгэре. – Встреча с П. Я. Напалковым. – Получение почты. – Впечатление китайцев о нашем плавании по Куку-нору. – Отъезд геолога экспедиции на родину. – Движение экспедиции на юг – в Гуй-дуй. – Перевал Лачжи-лин. – Ущелье речки Га-жа. – Долина Хуан-хэ и переправа через эту реку. – Оазис Гуй-дуй; его обитатели.
Итак, наш караван, вытянувшись длинной вереницей, двинулся к востоку. Теперь кочевники встречали экспедицию с особым уважением и любопытством, расспрашивая подробно о нашем плавании на остров Куйсу, и внимательно прислушивались к рассказу об отшельниках-ламах, живущих в одиночестве среди бушующего «моря»; тангуты улыбались, с изумлением кивали головами и поднимали кверху большие пальцы рук в виде особой похвалы нашему мужеству.
Приближалась осень. Тихими прозрачными ночами мороз достигал уже –6°С, так что к утру земная поверхность серебрилась инеем, а полотно палатки покрывалось ледяной коркой. Температура воды в озере оставалась еще сравнительно высокой: в 1 час дня отсчеты термометра давали около двенадцати градусов тепла.
Зачуяв приближение холодной поры, пернатые странники потянули к югу. Мы ежедневно видели в пролетном порядке большие стаи серых журавлей, гусей и уток. Показывались также и высокодолинные черношейные журавли (Grus nigricollis), равно Gallinago gallinago, Totanus calidris и другие более мелкие кулички и некоторые нежные формы из прочих отрядов; все одинаково стремились в далекие теплые края.
Утром, в восемь с четвертью часов десятого сентября, мы наблюдали довольно оригинальное явление: над северо-восточными горами, ниспадавшими к Куку-нору и убеленными в верхнем поясе снежным покровом, стояла густая туча; от нее обрывалась однообразно-серая дымчатая завеса, по фону которой спускалась лента более густой и темной окраски, резко выделяясь на сером небе; временами эта лента видоизменяла свои очертания, а минуты через три исчезла совершенно.
В урочище Цунгу-джэра [245] , как и в предыдущий путь, экспедиция остановилась биваком, но в прозрачной речонке мы уже не нашли никакой жизни. Напрасно мои спутники забрасывали сети – рыбы не было, она ушла в глубь озера. Надвигавшаяся суровая пора незаметным образом накладывала на окружающую природу свою тяжелую угрюмую печать.
Проходя по тем местам, где летом росли буйные травы, склонявшие свои головки под дыханием ветерка, мы не узнали степи. Корма были основательно вытравлены: везде пестрели стада баранов, яков, табуны лошадей и темные банаги туземцев, довершавшие картину большого тангутского стойбища.
245
Первая и последняя стоянки экспедиции при озере Куку-норе. (Примеч. П. К. Козлова)
Поднимаясь к перевалу Шара-хотул, экспедиция вскоре оставила за собою речки Ргмыд-чю, правый приток Куку-рачю и развалины китайских ямуней и ямпаней – управлений и цитаделей, некогда служивших средоточием представительства китайской власти. В одной из горных «падей», над которой вились грифы и бородачи-ягнятники, я неожиданно заглядел лисицу. После выстрела из винтовки зверь свернулся в клубок, однако, заслышав топот копыт скакавшего казака, он собрал последние силы, дополз до ближайшей норы и бесследно скрылся в ее глубине.