Тибетский лабиринт
Шрифт:
– Даже я знаю!
– Но ведь там, как я понимаю, нужно будет выступать с докладом…, а я совершенно не готов…, – проблеял Герман, за владение душой которого в этот момент боролись между собой смятение и обескураженность.
Лаврентий Павлович недовольно зацокал языком, как это прежде делал Кобулов, и сказал:
– Профессор, чтобы подготовиться, у вас будет целых два дня в поезде, а тему выступления мы перед выездом обозначим.
– Но документы на выезд? – Герман явно не собирался прекращать являть глубины «профессорской мудрости».
– Документы должны быть уже готовы.
– Успеется! – отрезал нарком.
Пока длился этот короткий диалог, Крыжановский сделал глубокий вдох и такой же выдох. Оказалось, что до сей поры грудь его сдавливал какой-то невидимый обруч, не дающий дышать. Теперь «обруч» лопнул, вернув свободу лёгким, те моментально насытили кровь кислородом, живительный газ достиг мозга, и к профессору, наконец, вернулась способность здраво рассуждать.
«Как я раньше не догадался, что происходящее – вовсе не арест, а только проверка. Обыска ведь не проводили, да и обращение «товарищ» вместо «гражданина» говорит о многом... Стоп, но, в таком случае, зачем понадобилось среди ночи гонять «воронок», делать антропометрию, фотографировать со всех сторон, и почему нарком лично тратит своё драгоценное время на обычную проверку? Нет, это не просто проверка, точно, не просто проверка…»
– Позвольте полюбопытствовать, – начал он издалека, – а кто ещё едет?
– Не суть важно, профессор, с попутчиками можно познакомиться во время поездки. Важно другое, – Берия сделал многозначительную паузу, – а именно то, что германскую сторону интересует только ваша кандидатура, и ничья больше.
– Но почему? – вырвалось у Крыжановского.
– Любопытно, да? – осклабился нарком. – Очень хорошо, что вы – человек любопытный. Это качество, знаете ли, нас с вами сближает – ведь мы с товарищем Кобуловым – тоже очень любопытные люди, а потому позволили себе кое-что выяснить… Думаю, немецкие коллеги простят нам этот невинный интерес, ведь когда два государства намереваются установить дружественные отношения, желание узнать о партнёре как можно больше – вполне естественно.
Лаврентий Павлович с достоинством поднялся и, не спеша, стал прохаживаться по комнате.
– Так вот, профессор, вами заинтересовался лично Генрих Гиммлер, – Берия остановился, поглядел на Германа и, видя, что тот совершенно не сведущ в немецких делах, поспешно пояснил, – это мой германский коллега, он занимает примерно такой же пост, как я. Кроме того, товарищ Гиммлер является президентом закрытой научной организации под названием Аненербе. Вижу, и это слово вам ни о чём не говорит, хоть вы и знаете немецкий[21].
Нарком возобновил свой путь по помещению и принялся объяснять дальше:
– Представьте себе, что ваш дядя не приговорён к…э… «первой категории»[22], а остался жив и продолжил те исследования, которыми он занимался – я имею ввиду поиск исчезнувших цивилизаций. И что в помощь ему государство выделило крупный институт с сотнями сотрудников. В этом случае получился бы аналог немецкого Аненербе. Что характерно, означенная организация выросла из маленького оккультного Общества Туле[23] – зеркальной копии Братства Башни вашего дяди. Нам удалось выяснить основную цель Аненербе, которая заключается в поиске следов и научных знаний всё тех же, не раз упомянутых сегодня, древних цивилизаций.
При этих словах Герман заёрзал на табурете, что не укрылось от внимания наркома.
– Понимаю и разделяю вашу заинтересованность, – сказал он ласково, – тем более, что, по нашим данным, поиски немцев имеют то же самое направление, что устремления вашего дяди, а также ваши собственные устремления. В первую очередь, это Тибет, где побывали уже две германские экспедиции…
– Да, товарищ Берия, я слышал об этих экспедициях! – в возбуждении перебил наркома Крыжановский. – О них сообщалось в прессе, правда, очень скупо – вроде бы, там и американцы участвовали…
Столь возмутительная невежливость, казалось, совершенно не уязвила самолюбие главы всесильного ведомства: напротив, Берия явно и недвусмысленно обрадовался тому ажиотажу, который овладел собеседником. Он остановился и, прежде чем продолжить хождение по комнате, важно кивнул Герману.
– Кроме Тибета, есть и другие места, куда обращены взоры немцев. Думаю, названия Кольский полуостров и Сейдозеро для вас имеют не меньшее значение, нежели горячо любимый Тибет, не так ли, профессор? Так вот, месяц назад из Мурманска поступил доклад о нарушении группой неизвестных лиц советско-финской границы. Оперативные меры, принятые по задержанию нарушителей, результата не принесли. Мы полагали, что целью врага является совершение диверсий на объектах Северного флота и организовали поиски в этом направлении. К сожалению, мы ошиблись, потому что через неделю местные охотники сообщили, что видели чужаков совсем в другом месте.
– На Сейдозере?! – догадался Крыжановский.
– Совершенно верно, – подтвердил нарком. – Мы немедленно провели войсковую операцию, прочесали весь район, но никого не обнаружили. Нашли только несколько пустых банок из-под германских консервов, сломанную кирку с клеймом заводов Круппа и многочисленные следы горных ботинок. Сами же нарушители как сквозь землю провалились…
– Вполне может быть, что вы недалеки от истины, – мрачно заметил Герман,- и те люди, кем бы они ни были, действительно провалились под землю.
– Если вы о полости, которая фигурирует в отчётах о вашей экспедиции двадцать второго года, то мы её не нашли, а искали, уж поверьте на слово, очень тщательно.
– Вы не понимаете, – покачал головой Герман и рассказал о своих домыслах касательно загадочно-мистической связи между спуском в лапландскую дыру и последующей судьбой участников экспедиции.
– Ну, какая же тут мистика? – засмеялся Берия. – Эх, профессор, если бы все, связанные с означенным делом, загадки разъяснялись так же просто, то мы с товарищем Кобуловым могли бы позволить себе, наконец, выспаться. Вся мистическая гипотеза разбивается о простой, но непреложный факт: дело в том, что кое-кто из ваших хороших знакомых, скорее всего, жив. Я говорю о Лилии Сокальской.