Тибо, или потерянный крест

Бенцони Жюльетта

— Я больше всех был бы этому рад, потому что это хоть как-то смягчило бы горе от потери моего дорогого господина, но... есть еще и принцесса Сибилла, которая только что вышла замуж, и она старше.

— Дочь этой потаскухи? Да никогда бароны на это не согласятся! В жилах Изабеллы течет только королевская кровь, и в свое время об этой разнице вспомнят. Передайте королю, что принцесса, его сестра, не поедет в Византию и не станет женой одного из многочисленных родственников императора, я ее не отдам в заложницы Госпоже Крака. А теперь пойдемте помолимся! Я слышу, как ударили в симандры 41 , — нас зовут на

вечернюю службу.

41

Соединение металлических и деревянных пластин; этот инструмент в византийских церквях заменял колокола. (Прим. автора.)

Ничего другого не оставалось, как последовать за ней. Тибо только вздохнул. Он был добрым христианином, преисполненным смиренной любовью к распятому Спасителю, но, если он молился каждый день, как и полагалось истинному рыцарю, он все же не видел пользы в том, чтобы половину своего времени проводить коленопреклоненным на земле или камнях, как делают монахи. Изабелла верно заметила, что этот дворец удивительно напоминает монастырь. Тибо сейчас куда охотнее перекусил бы, а потом прилег где-нибудь в тихом уголке, чтобы отдохнуть и восстановить силы, — этот путь, который пришлось проделать слишком медленно ради удобства девушки, утомил его больше любой стремительной скачки. Однако он покорно провел целый час в дыму ладана и свечей, его утешало присутствие Изабеллы, которая улыбалась и подмигивала ему, ерзая на своей тонкой, как лепешка, шелковой подушке.

После окончания службы он уже собирался уйти в небольшой замок, расположенный у входа в крепость, — там жила стража и останавливались посетители мужского пола, — единственными мужчинами, кому дозволялось жить во дворце вдовствующей королевы, были священники и монахи, — но его нагнала и остановила Изабелла.

— Когда вы уезжаете, мессир Тибо? — слегка задыхаясь от бега, спросила она. — Надеюсь, не сегодня вечером?

— Нет, завтра утром, как только откроют ворота. Стало быть, больше мы не увидимся, — сказал он грустно, и его огорчение не укрылось от внимания девочки.

— А когда приедете снова?

— Боюсь, не скоро. Мне нечего здесь делать.

— А повидать меня? Разве это не важное дело?

Он был слишком молод для того, чтобы научиться скрывать душевные порывы, и потому выпалил:

— Очень важное! Если бы это зависело только от меня, принцесса, я хотел бы видеть вас все время!

От того, какой улыбкой одарила его принцесса, и от того, как засияло ее прелестное лицо, сердце юноши забилось еще быстрее.

— Так сделайте то, что для этого требуется: скажите моему брату, королю, что я люблю его... и что смертельно здесь скучаю! Мне бы так хотелось вернуться в Иерусалим!

Умоляюще глядя на Тибо, она вцепилась в его руку, и он не отказал себе в наслаждении накрыть ладонью обе ее маленькие ручки, нежные и теплые, как птичье оперение.

— Вы бы скучали еще больше, если бы пришлось отдать вас одному из тех, кто уже сейчас домогается вашей руки, потому что в этом браке вы не нашли бы ни радости, ни счастья.

— А кто-то уже просит моей руки? И кто же?

— Вы прекрасно это знаете. Тот самый старый наемник Рено Шатильонский, из-за которого матушка Иветта отослала вас из монастыря. Есть еще и госпожа Стефания де Милли, которая хотела бы видеть вас женой своего сына... И это не сделало бы вас счастливой, потому что вам пришлось бы отправиться жить на границу королевства и пустыни, в грозный Моавский Крак Иерусалим показался бы вам оттуда еще более далеким...

—

Я знаю, что она ненавидит мою мать, что моя мать ненавидит ее, и ни за что не хотела бы стать ее дочерью. Но, если меня и в самом деле необходимо выдать замуж, почему бы моему брату, королю, не выдать меня за какого-нибудь рыцаря, завоевавшего его уважение и любовь?

— За кого, например?

— Почему бы не за вас? Мне кажется... я бы очень хотела стать вашей женой... Тибо.

Ему пришлось на мгновение прикрыть глаза, так ослепил его блеск синих глаз этой девочки. И пришлось сделать над собой усилие, чтобы проговорить:

— Вы — принцесса... а я — всего-навсего бастард...

— Однако из очень знатного рода, а благодаря браку со мной возвыситесь еще больше. Кроме того... мне вспоминается, что однажды, когда вы вместе с моим братом уезжали из монастыря, я услышала, как он сказал вам... уж не знаю, о чем был разговор, вы оба в это время садились в седло: «Ну, не скромничай! Я сделаю тебя принцем, и ты получишь мою сестру»... а потом еще добавил: «Я прекрасно знаю, что ты ее любишь...» Тибо! Это правда, что вы меня любите?

Тибо, окончательно смешавшись, не решался взглянуть на Изабеллу. То, что с ним произошло, было слишком прекрасно, слишком невероятно, а главное — слишком внезапно, он едва осмеливался в это поверить.

— Вас так легко любить, госпожа моя! Для меня самое главное не это, а...

— ...может быть, узнать, люблю ли вас я?

На этот раз он посмотрел прямо в искушавшие его прекрасные синие глаза.

— Может быть, — ответил он голосом до того сдавленным, что она расхохоталась, а он тут же оробел. — Но все же было бы жестоко превращать это в игру, госпожа моя...

— В игру? Я в жизни не была так серьезна, и сейчас дам вам ответ. Только наклонитесь немного — очень уж вы высоки ростом!

Он сделал то, о чем она просила. И тогда девочка обвила руками его шею, царапнув жесткой вышивкой на рукавах, но он и не почувствовал боли, потому что Изабелла припала губами к его губам, успев перед тем шепнуть:

— И перестаньте, когда мы одни, называть меня госпожой!

Поцелуй, который она ему подарила, его потряс, хотя был неумелым, и даже неловким: ведь это был первый поцелуй, но, если бы сейчас его целовали искушенные гурии магометанского рая, их ласки опьянили бы его не сильнее. Он был счастлив оттого, что до этого чудесного мгновения сберег себя в чистоте. Дело в том, что, с отроческих лет лелея в себе эту любовь, он никогда не отзывался ни на тонкие заигрывания придворных особ, пленявшихся его величественной осанкой и контрастом между стальным холодным взглядом и чарующей улыбкой, — вспомнить хотя бы Аньес! — ни на более откровенные и грубые приставания беспутных девиц, случайно попадавшихся ему на пути в переулках Иерусалима. Чистым он был в тот час, когда Бодуэн, прикоснувшись к нему мечом, посвятил его в рыцари, чистым оставался и до этой минуты, когда Изабелла подарила ему свое сердце...

Однако поцелуй мгновенно его воспламенил. Он крепко обнял любимую, стремясь почувствовать ее тело, прильнувшее к нему... и осознал, что это невозможно: платье, сплошь покрытое вышивками и драгоценными камнями, превратилось в надежный щит. Изабелла засмеялась:

— Потише, мессир! Помолвка — еще не свадьба, и вы только что могли убедиться в том, что византийская мода способствует тому, чтобы дожить до нее девственницей!

— Стало быть, мы помолвлены?

— Мне казалось, я вам об этом уже сказала? А для того чтобы окончательно в этом убедиться, возьмите нот это кольцо и сохраните его до того дня, когда взамен дадите мне другое.