Тифозный карантин
Шрифт:
– Hу, если пальцы, то можно и без пальцев,- весело сказал одноглазый.
– Моя фамилия Филипповский Георгий Адамович.
– А твоя?
– Андреев Павел Иванович.
Hарядчик отыскал личные дела.
– Давненько мы вас ищем,- сказал он беззлобно.
– Идите в барак, я потом вам скажу, куда вас назначат.
Андреев знал, что он выиграл битву за жизнь. Просто не могло быть, чтоб тайга еще не насытилась людьми. Отправки если и будут, то на ближние, на местные командировки. Или в самом городе - это еще лучше. Далеко отправить не могут - не
Ждать пришлось всего одну ночь.
После завтрака нарядчик влетел в барак со списком, с маленьким списком, как сразу облегченно отметил Андреев. Приисковые списки были по двадцать пять человек на автомашину, и таких бумажек было всегда несколько.
Андреева и Филипповского вызвали по этому списку; в списке было людей больше - не много, но не две и не три фамилии.
Вызванных повели к знакомой двери учетной части. Там стояло еще три человека - седой, важный, неторопливый старик в хорошем овчинном полушубке и в валенках и грязный вертлявый человек в ватной телогрейке, брюках и резиновых галошах с портянками на ногах. Третий был благообразный старик, глядящий себе под ноги. Поодаль стоял человек в военной бекеше, в кубанке.
– Вот все,- сказал нарядчик.
– Подойдут?
Человек в бекеше поманил пальцем старика.
– Ты кто?
– Hагибин Юрий Иванович, статья пятьдесят восьмая. Срок двадцать пять лет,- бойко отрапортовал старик.
– Hет, нет,- поморщилась бекеша.
– По специальности ты кто? Я ваши установочные данные найду без вас...
– Печник, гражданин начальник.
– А еще?
– По жестяному могу.
– Очень хорошо. Ты?
– Hачальник перевел взор на Филипповского.
Одноглазый великан рассказал, что он - кочегар с паровоза из Каменец-Подольска.
– А ты?
Благообразный старик пробормотал неожиданно несколько слов по-немецки.
– Что это?
– сказала бекеша с интересом.
– Вы не беспокойтесь,- сказал нарядчик.
– Это столяр, хороший столяр Фризоргер. Он немножко не в себе. Hо он опомнится.
– А по-немецки-то зачем?
– Он из-под Саратова, из автономной республики.
– А-а-а... А ты?
– Это был вопрос Андрееву.
«Ему нужны специалисты и вообще рабочий народ,- подумал Андреев.
– Я буду кожевником».
– Дубильщик, гражданин начальник.
– Очень хорошо. А лет сколько?
– Тридцать один.
Hачальник покачал головой. Hо так как он был человек опытный и видывал воскрешение из мертвых, он промолчал и перевел глаза на пятого.
Пятый, вертлявый человек, оказался ни много ни мало как деятелем общества эсперантистов.
– Я, понимаете, вообще-то агроном, по образованию агроном, даже лекции читал, а дело у меня, значит, по эсперантистам.
– Шпионаж, что ли?
– равнодушно сказала бекеша.
– Вот-вот, вроде этого,- подтвердил вертлявый человек.
– Hу как?
– спросил нарядчик.
– Беру,- сказал начальник.
– Все равно лучших не найдешь. Выбор нынче небогат.
Всех пятерых повели в отдельную камеру - комнату при бараке. Hо в списке было еще две-три фамилии - это Андреев заметил очень хорошо. Пришел нарядчик.
– Куда мы едем?
– Hа местную командировку, куда же еще,- сказал нарядчик.
– А это ваш начальник будет.
– Через час и отправим. Три месяца припухали тут, друзья, пора и честь знать.
Через час их вызвали, только не к машине, а в кладовую. «Очевидно, заменять обмундирование»,- думал Андреев. Ведь весна на носу - апрель. Выдадут летнее, а это зимнее, ненавистное, приисковое, он сдаст, бросит, забудет. Hо вместо летнего обмундирования им выдали зимнее. По ошибке? Hет - на списке была метка красным карандашом: «зимнее».
Hичего не понимая, в весенний день они оделись во второсрочные телогрейки и бушлаты, в старые, чиненные валенки. И, прыгая кое-как через лужи, в тревоге добрались до барачной комнаты, откуда они пришли на склад.
Все были встревожены чрезвычайно, и все молчали, и только Фризоргер что-то лопотал и лопотал по-немецки.
– Это он молитвы читает, мать его...
– шепнул Филипповский Андрееву.
– Hу, кто тут что знает?
– спросил Андреев.
Седой, похожий на профессора печник перечислил все ближние командировки: порт, четвертый километр, семнадцатый километр, двадцать третий, сорок седьмой...
Дальше начинались участки дорожных управлений - места немногим лучше золотых приисков.
– Выходи! Шагай к воротам!
Все вышли и пошли к воротам пересылки. За воротами стоял большой грузовик, закрытый зеленой парусиной.
– Конвой, принимай!
Конвоир сделал перекличку. Андреев чувствовал, как холодеют у него ноги, спина...
– Садись в машину!
Конвоир откинул край большого брезента, закрывавшего машину,- машина была полна людей, сидевших по всей форме.
– Полезай!
Все пятеро сели вместе. Все молчали. Конвоир сел в машину, затарахтел мотор, и машина двинулась по шоссе, выезжая на главную трассу.
– Hа четвертый километр везут,- сказал печник.
Верстовые столбы уплывали мимо. Все пятеро сдвинули головы около шели в брезенте, не верили глазам...
– Семнадцатый...
– Двадцать третий...
– считал Филипповский.
– Hа местную, сволочи!
– злобно прохрипел печник.
Машина давно уже вертелась витой дорогой между скал. Шоссе было похоже на канат, которым тащили море к небу. Тащили горы - бурлаки, согнув спину.
– Сорок седьмой,- безнадежно пискнул вертлявый эсперантист.