Тигана
Шрифт:
Алессан услышал это, и его голос изменился.
— Не суди о нем по тому, чем он стал. Ты знал его лишь после того, как Брандин смел с лица земли целое поколение и весь их мир. Оборвал их жизни или погубил их души. Твоя мать погибла, Авалле пал, Тигана исчезла. Он сражался и выжил в обеих битвах у Дейзы.
У стоящей над ними Катрианы вырвался слабый стон.
— Я не знал, — запротестовал Дэвин. — Он никогда нам ничего подобного не рассказывал.
В нем росла новая боль. Так много дорог к страданию…
— Немногие из уцелевших рассказывали о тех
— Мои родители тоже, — неловко вставила Катриана. — Она увезли нас как можно дальше, в рыбацкую деревушку Астибара, вниз по побережью от Ардина, и никогда ни слова не говорили об этом.
— Чтобы оградить тебя, — мягко объяснил Алессан. Его ладонь все еще касалась ладони Дэвина. Она была меньше, чем у Баэрда. — Многие, кому удалось уцелеть, бежали, чтобы дать своим детям шанс на жизнь, не омраченную гнетом и позором, обрушившимися тогда — и продолжающимися сейчас — на Тигану. Или на Нижний Корте, как мы должны теперь ее называть.
— Они бежали, — упрямо произнес Дэвин. Он чувствовал себя обманутым, преданным, обездоленным.
Алессан покачал головой.
— Дэвин, думай. Не суди пока, думай. Ты в самом деле воображаешь, что узнал эту мелодию случайно? Твой отец предпочел не обременять тебя и твоих братьев таким опасным наследием, но он тебя отметил — мелодией без слов, ради безопасности, и послал тебя в мир с тем, что безошибочно выдаст тебя любому выходцу из Тиганы, но больше никому. Не думаю, что это было сделано случайно. Не более случайно, чем то, что мать Катрианы подарила дочери кольцо, которое отличает ее в глазах тех, кто родился там же, где родилась она.
Дэвин оглянулся. Катриана протянула к нему руку. Было темно, но его глаза уже приспособились к темноте, и он разглядел странную форму мерцающего кольца: фигура наполовину человека, наполовину морского животного. Он с трудом сглотнул.
— Ты мне расскажешь о нем? — спросил он, снова поворачиваясь к Алессану. — О моем отце?
О флегматичном, скучном Гэрине, мрачном крестьянине из серой, дождливой страны. Который, как теперь оказалось, был родом из яркого Авалле, города Башен, в южных горах Тиганы, и который в молодости полюбил и завоевал женщину, покорявшую всех, кто ее видел. Который сражался и выжил в двух страшных битвах у реки и который — если Алессан прав в своих построениях — нарочно послал бродить по свету своего единственного сообразительного, наделенного воображением ребенка, способного найти то, что он, кажется, нашел этой ночью.
И который, внезапно осознал Дэвин, почти наверняка солгал, сказав, что забыл слова колыбельной. Все это внезапно навалилось на него страшной тяжестью.
— Я расскажу тебе все, что знаю о нем, и с радостью, — ответил Алессан.
— Не сегодня, так как Катриана права и мы должны уйти отсюда до рассвета. А сейчас я обменяюсь с тобой клятвами, как это сделал Баэрд. Я принимаю твою клятву верности. И тебе клянусь в том же. Ты стал мне родным отныне и до конца моих дней.
Дэвин обернулся и посмотрел на Катриану.
— А ты меня принимаешь?
Она тряхнула
— У меня нет выбора, не так ли? — небрежно ответила она. — Ты довольно прочно впутался в наши дела.
Однако, говоря так, она опустила левую руку с двумя согнутыми пальцами. Ее прохладные пальцы слегка соприкоснулись с пальцами Дэвина.
— Добро пожаловать, — сказала Катриана. — Клянусь не нарушать данное тебе слово, Дэвин ди Тигана.
— И я тоже. Мне очень жаль, что все так случилось сегодня утром, — рискнул извиниться Дэвин.
Она убрала руку, и глаза ее сверкнули, это было видно даже при свете звезд.
— О да, — сардонически ответила она. — Конечно, тебе жаль. Все время было ясно, как ты жалеешь о том, что произошло.
Алессан фыркнул от смеха.
— Катриана, дорогая, — сказал он, — я только что запретил ему упоминать о любых деталях случившегося. Как мне требовать этого, если ты сама о них говоришь?
Без малейших следов улыбки Катриана ответила:
— Здесь я пострадавшая сторона, Алессан. Ты не можешь ничего от меня требовать. Эти правила ко мне не относятся.
Неожиданно Баэрд рассмеялся:
— Никакие правила к тебе не относятся с тех пор, как ты к нам присоединилась. Почему сейчас должно быть по-другому?
Катриана снова вскинула голову, но не снизошла до ответа.
Трое мужчин встали. Дэвин несколько раз согнул колени, которые затекли от долгого сидения в одном положении.
— Феррат или Тригия? — спросил Баэрд. — К какой границе?
— Феррат, — ответил Алессан. — Они будут искать меня в Тригии, как только Томассо заговорит, бедняга. Если бы я был способен мыслить ясно, я бы застрелил его, когда они проезжали мимо.
— Вот это ясность мысли, — возразил Баэрд. — Его окружали двадцать солдат. Мы бы все уже сидели в цепях в Астибаре.
— Ты бы перехватил мою стрелу, — лукаво ответил Алессан.
— Есть ли шанс, что он не заговорит? — смущенно вмешался Дэвин. — Я думаю о Менико, видишь ли. Если назовут мое имя…
Алессан покачал головой.
— Под пытками все говорят, — трезво заметил он. — Особенно при помощи магии. Я тоже думаю о Менико, но мы ничего не можем с этим поделать, Дэвин. Это одна из реальностей нашей жизни. Есть люди, которых мы подвергаем риску почти каждым своим поступком. Хотел бы я знать, — прибавил он, — что произошло в том домике.
— Ты хотел проверить, — напомнила ему Катриана. — У нас есть время?
— Хотел, и думаю, что время есть, — быстро ответил Алессан. — Во всем этом недостает одного кусочка мозаики. Я так и не знаю, каким образом Сандре д'Астибар мог ожидать, что я буду…
Тут он замолчал. Не считая протяжного пения цикад и шелеста листьев, в лесу было очень тихо. Триала улетела. Алессан вдруг поднял руку и сильно дернул себя за волосы. Потом покачал головой.
— Знаешь, — сказал он Баэрду таким тоном, будто вел непринужденную беседу, — каким дураком я иногда бываю? Это же все время было очевидно! — Его голос стал другим. — Вперед — и молитесь, чтобы мы не опоздали!