Тигр на завтрак
Шрифт:
Этот проект был настолько успешным благодаря энергии одного человека, что сыр Вернера стал главной статьей экспорта Непала. Необразованные тибетцы с косичкой на затылке работают в хозяйствах, организованных Шультессом. Они проходят многие километры, преодолевая труднопреодолимые перевалы, для того чтобы собрать молоко яков, в конечном счете перерабатываемое в гигантские круги ароматного сыра, за обладание которым развернулась жестокая конкуренция между всеми крупными отелями и ресторанами Индии.
Бородатый и свирепый на вид, на деле Вернер Шультесс — тихий, спокойный человек. Он скромно отмахивается от комплиментов, но уж если задумал какое-то предприятие, Продовольственная и сельскохозяйственная
Его лозунг: «Если они не помогут мне, то я сделаю это сам». Как Борис и отец Моран, Шультесс совершил в долине настоящие чудеса.
Роль Питера Ауфшнайтера я открыл совершенно случайно. Стеснительный и сдержанный, он избегает иностранных визитеров. Как ни странно, тибетская жена премьер-министра Бутана попросила меня разыскать его. Лишь те, кто проявляет упорство, могут заставить Питера — австрийца по происхождению и тибетца душой — раскрыться и поведать о секретах, которые он так тщательно скрывает.
Вне всякого сомнения, Питер знает Тибет лучше любого иностранца. Непритязательный и скромный, он работает в Непале инженером ФАО и разрабатывает методы помощи тибетцам в этой стране. Именно он сопровождал автора книги «Семь лет в Тибете» Генриха Харрера в неведомое покрытое снегами королевство. Ауфшнайтер находился в Тибете дольше Харрера, он был руководителем неудачной немецкой экспедиции 1939 г., отправившейся на покорение Нанга Парбата. Как только началась Вторая мировая война, англичане интернировали членов этой экспедиции.
Сбежав вместе с Харрером и пятью другими пленниками, которые направились в разные стороны, Питер оставался с Генрихом в Тибете все семь лет. И когда Генрих в 1950 г. уехал, Питер остался там и постепенно перемещался к востоку в связи с наступлением китайцев, захвативших центральную часть Тибета. После девяти лет пребывания в этом регионе Питер был вынужден покинуть страну Далай Ламы.
Досконально изучивший тибетский язык и литературу, Питер, у которого масса близких друзей среди аристократов Лхасы, вскоре сам стал настоящим тибетцем. Он навсегда обосновался в Непале, где, проживая в небольшом, но красивом ньюарском крестьянском домике, намерен оставаться до конца жизни. Как и Тони Хаген, он исходил чуть ли не весь Непал, в особенности его самые высокогорные районы, населенные людьми, говорящими на тибетском языке. Трудно себе представить более обаятельного и, в то же время, загадочного человека, чем он.
В 1952 г. эти удивительные люди и еще, возможно, десяток других были единственными иностранцами, не считая трех британских и нескольких индийских дипломатов, кого Борис встретил в Непале. И лишь в 1959 г. с открытием посольств Советского Союза, США и КНР число иностранцев в королевстве значительно возросло.
Не менее занимательными я нашел и ряд непальцев, доминировавших в общественно-политической жизни страны. Особенно выдающимся среди них был Его Высочество фельдмаршал Кайсер Шумшер Джунг Бахадур Рана. Для краткости его называли просто фельдмаршалом. Он был самой красочной и загадочной фигурой в стране.
Как-то раз друзья устроили мне встречу с ним. Мне сообщили, что в десять часов я должен быть в его дворце. Своевременно подготовившись, я вышел из отеля и прошел к величественным воротам дворца фельдмаршала по соседству с отелем Ройэл и с еще более величественными воротами дворца самого короля.
Украшенная по сторонам цветами, дорожка вела к круглой лужайке, окаймленной живой изгородью розовых кустов рододендрона. Видный ботаник, который свободно мог назвать на английском, латинском, непальском, а иногда даже на французском языке любой цветок, фельдмаршал украсил свой волшебный парк бесчисленными разновидностями непальской флоры.
У парадного входа меня встретил старый швейцар, который, низко кланяясь, предложил мне войти. Я вступил в просторный, отделанный мрамором зал, интерьер которого напоминал вестибюль музея. Там стояли редкие вазы, на стенах висели потемневшие картины и огромные чучела голов буйволов и других охотничьих трофеев.
Меня усадили на маленькую скамеечку и попросили подождать. С замиранием сердца я ожидал увидеть столь титулованного, представительного вельможу высоченного роста, и потому был несколько удивлен, когда ко мне подошел сгорбившийся от возраста миниатюрный человечек. Он в точности напоминал Вольтера, хотя и в несколько восточном стиле, но по практической смекалке — Талейрана, а по культуре и интеллигентности — французского академика.
Как и Талейран, фельдмаршал сохранил уважение к себе и остался в стороне от многих дворцовых интриг, а после краха династии Рана продолжал получать титулы и почести от новой правящей династии Шах.
Фельдмаршал с гордостью показал мне свой огромный в белых тонах дворец, построенный в версальском стиле. К нему примыкает чудесный сад в стиле Маленького Трианона, но в отличие от четырех павильонов, построенных там по капризу Людовика XIV, здесь имеется шесть павильонов, ибо, как объяснил мне хозяин, в Непале шесть времен года: весна, роса, лето, дожди, осень и зима. В его величественном дворце с огромным числом сообщающихся между собой красочно декорированных палат и комнат для гостей размещается также самая крупная и полная частная библиотека на всем Востоке. В этом не было бы ничего особенного, что могло отличить фельдмаршала, если бы не его энциклопедическая память. Стоит гостю упомянуть имя какого-либо автора книги, фельдмаршал ведет его в комнаты, набитые стеллажами с книгами. Затем он цитирует по памяти какую-нибудь фразу из книги, отмеченной гостем, и называет номер соответствующей страницы, после чего своим аристократическим пальчиком он точно указывает на то место на полке, где лежит именно эта книга.
Страсть фельдмаршала к знаниям сравнима лишь с его любовью к утонченности. Он — гурман и у него такие винные погребки, какие редко можно встретить в Азии. Как политик и дипломат он славился не менее, чем любовью к красивым девушкам и утонченным блюдам.
Впервые Борис встретился с фельдмаршалом в Клубе-300 в Калькутте, когда Его Высочество направлялся в Лондон, где в течение ряда лет был непальским послом. Вскоре после моего отъезда из Непала фельдмаршал скончался.
Казалось, что, помимо фельдмаршала, в долине обитает еще масса генералов, т. к. многие представители династии Рана были возведены в чин генерала, или, по крайней мере, полковника при рождении. В своей импозантной униформе эти офицеры по вечерам представляли забавную картину, более соответствующую предыдущему веку, когда со всеми своими регалиями они появлялись на многочисленных официальных приемах.
Борису они напоминали его раннее детство в Одессе в царской России, когда перед сном ему разрешали подглядывать в щелку на гостей, собравшихся на торжественный ужин.
В числе других именитых непальцев были три сына короля Трибувана — принцы Махендра, Гималая и Басундара. Борис подружился с Басундарой, невысоким, жилистым человеком. Глаза его светились умом, а на лице блуждала загадочная улыбка.
В Непале всегда можно было заняться чем-то необычным или встретить странных людей; и с Борисом я был готов ко всему. Через несколько дней после отъезда российского космического трио Борис поинтересовался, не хотим ли мы съездить в Ичангу.