Тигр, тигр, светло горящий !
Шрифт:
Существующие запасы, завезенные в свое время с Земли, позволят им продержаться в изоляции, по оценкам Гэллопа, не более 12 лет. Эту же цифру мы можем вывести из других соображений — через десять-двенадцать лет на Спутниках произойдет естественная смена поколений, обученные на Земле специалисты уступят место своим детям, которые не получили достаточной профессиональной подготовки, так как были изолированы от школ и институтов Планетарного Союза. Добывающие механизмы к тому времени придут в окончательную негодность и не будет никого, кто бы элементарно мог бы их починить.
Вряд ли стоит приписывать руководителям Внешних Спутников незнание этих фактов, наверняка они им известны лучше нас и угроза оказаться в тупике уже маячит перед их наиболее здравомыслящими политиками. Так зачем же им нужна свобода?
Не будем апеллировать к псевдоистине
И еще важная причина. В конфликте Земли с Внешними Спутниками на самом деле главное действующее лицо не Спутники. Эта война гораздо нужнее Земле. До конца двадцатого века мир всегда имел несколько политических полюсов, в разное время их количество варьировалось, но никогда не становилось меньше двух. С крушением коммунистического лагеря, объединением Европейского Союза, России и стран Востока (ставшего возможным после истощения нефтяных источников и последовавшими за этим тектоническими сдвигами, стянувшими половину Африки на дно Индийского океана) в Евро-Азиатский Конгломерат мир неожиданно стал однополярным. КНР, Тибет и некоторые другие страны, изолировавшие себя от Конгломерата, в счет не идут, так как их суммарный экономический потенциал стал по сравнению с Прекрасным Новым Миром пренебрежительно мал.
Политическая и экономическая монополярность для существующей у нас модели цивилизации и менталитета людей — вещь такая же редкая, если вовсе не невозможная, как монополь Дирака. В этот короткий момент, длительностью каких-то пять-десять лет, у человечества был единственный шанс свернуть с накатанного пути и построить нечто отличное от классической общественной, психологической и технологической пирамиды.
Мы не свернули, не заметив в угаре пятой или шестой НТР абсолютно новых возможностей, и возродили то, без чего не могли существовать и что казалось бы давно потеряли, — мы создали себе очередного врага. На сто процентов Спутники — это наше порождение. Мы заселили их, вооружили, сделали все, что бы изолировать их, превратить в послушных рабов, что бы пить из них нефть, металлы, воду, что бы посеять в умах переселенцев ненависть к метрополии, отобравшей у них Землю. Возможно, что Управляющие колониями подбирались именно из таких соображений — наличие непомерных честолюбия и властолюбия. Для внутреннего спокойствия и стабильности цивилизации нам нужен был внешний враг и продолжительная война. И мы их получили, ведь общеизвестно, как влияют такие вещи на консолидацию и стабильность общества и его экономическое развитие.
Теперь человечество может вздохнуть спокойно — время реформ безвозвратно утеряно, мы дорогой ценой сохранили существующий статус-кво и наш любимый технологический прогресс, как некий суррогат интеллектуального, творческого и духовного развития, продолжится теперь до самой смерти человечества. А в том, что такая участь нас ждет сомневаться не приходится весь смысл нашего существования отныне и во век — создании искусственной Среды, железной скорлупы вокруг нашего бытия, в надежде, что она предохранит нас от враждебной природы. Создав ее, мы потеряли способности приспосабливаться к внешним изменениям. Простые оценки показывают, что мощь всего человечества на много порядков уступает таким природным катаклизмам, как оледенение, потепление, вспышка на Солнце и многим другим, могущим уничтожить нас вместе с нашим хваленым прогрессом. Несомненно, какая-то часть людей переживет все это, приспособившись физически и психологически, вопрос лишь в том: останутся ли они людьми и будут ли так же доминировать в природе?
Резюмируя, скажем: наша цивилизация по сути своей — эрзац природных законов и порядков. Всю свою энергию мы тратим на то, что бы удержаться на тупиковом пути, выбранном нами сорок тысяч лет назад. Мы консервативны и психологически, и политически, и экономически. Самое страшное для нас оказаться в ситуации, когда не действуют испытанные рецепты и встает вопрос о смене социальной парадигмы. Мы давно уподобились плохому математику, который каждую новую задачу пытается свести к уже известной и решить ее стандартными методами. Тривиальные аргументы позволяют прийти к выводу, что человечество находится в тупике и чего до сих пор не замечает. Мы динозавры этой геологической эпохи.
На видеоряд книги я не обращал внимания, гипертекстные ссылки игнорировал, да и читал не все подряд, а только наиболее заинтересовавшие меня куски, поэтому некоторые выводы показались мне необоснованными, а мысли несколько сумбурными. Впрочем, вероятно это издержки поверхностного чтения. Единственное, я не мог понять — зачем эту книжку прислали мне, да еще в комплекте с моей биографией. Я мысленно сверил свою жизнь с навеянными думами о судьбах цивилизации и не нашел никаких точек пересечения. Я никогда не стремился свернуть с накатанного пути технологического прогресса, всегда был консервативен в политическом, экономическом и психологическом смыслах и, даже, когда-то очень успешно работал на войну с Внешними Спутниками, внедряя в головы обывателей, что это самое лучшее дело и им стоит заняться. Потом, правда, к этому я резко охладел, но при этом не стал пацифистом, не стал агитировать голубей в Гайд-парке прекратить бесчинства военщины и пикетировать Дом Директории. Хотя, я лукавлю — конечно, я хотел своими книгами изменить отношение людей к войнам вообще, и к этой, длящейся уже более тридцати лет и грозящей стать Второй Столетней, в частности. Да и о чем мне было еще писать? Пиши либо о том, что знаешь лучше всех, либо о том, что не знает никто. Война родила меня, вскормила, подняла на высокую социальную ступень и затем уничтожила меня того, старого, кусачего Желтого Тигра. Война — моя жизнь, мой хлеб, и мой злейший враг.
Ладно, будем считать, что я теперь кое-что понял в этом намеке.
Вторую книгу мне начать не удалось — незаметно за размышлениями я уснул и, проснувшись, никак не мог понять почему так быстро стемнело. Желудок был пуст, как и голова, и я направился в «Вешнаге».
В баре было еще темнее, чем на улице — светились лишь столешницы столиков и стойки, да на эстраде кто-то в кромешной тьме изображал стриптиз, отражая потным телом скудный свет и внося этим свою скромную лепту в освещение заведения, но не в пример улице — теплее, видимо Гедеминас здраво рассудил, что экономию на освещении посетители как-то переживут, но вот пить свежезамороженное виски они не согласятся.
Я включил предусмотрительно взятый фонарик и, старательно обходя столики, добрался до стойки. Посветив в лицо хозяина бара, я поздоровался:
— Лабас вакарас, Гедеминас. Ты что, за просмотр стриптиза будешь брать отдельную плату?
— Каким образом? — удивился хозяин.
— Ну как, платишь деньги, а ты включаешь на эстраде свет. Какая у тебя такса за минуту просмотра?
— Это не стриптиз, — печально покачал головой Гедеминас, — ты же знаешь, Кирилл, старая карга Рюшаса добилась таки запрещения в Паланге этого богопротивного зрелища.
— Так это маскировка! — осенило меня, — что бы старая карга не догадалась.
— Это балет, — устало объяснил Гедеминас, — Сен-Санс, «Умирающий лебедь».
Я обалдело уставился на эстраду.
— Если это — Сен-Санс, то я понимаю почему ты выключил свет, вырвалось у маня, — чтобы посетители не разбежались.
— Все шутите, Кирилл, а мне не до смеха. Моя «Вешнаге» идет ко дну, я стал экономить даже на электричестве, но меня доконает этот балет. Почему-то каждый посетитель считает своим долгом блеснуть познаниями в классике, не имея на то ни знаний, ни слуха, ни вкуса.