Тигр в камуфляже («Блокпост»)
Шрифт:
— А если не прав шаман? — насторожился Иван. — Вдруг какая-нибудь нестыковка? Нет, давай все же, пока при памяти, попробуем свалить. Где мы находимся — ты в курсе?
— Поселок Приютное, психушка. Мы сюда на практику ездили, когда я еще студентом был… Я в мединституте некоторое время учился. Гхм-кхм… Ну, натурально — глухомань. До города минут сорок езды, вокруг лесополосы и поля.
Рядом кладбище, при нем — бюро ритуальных услуг. И — ни души кругом. Сам поселок в паре километров отсюда.
— Да, веселенькое местечко! Кладбище, бюро ритуальных услуг, катафалк…
— При чем здесь катафалк? —
— Да так — к слову пришлось, — уклончиво ответил Иван. — Значит, так. Мы хоть и слабенькие после операции, но совсем не хилые ребятишки. Я, например, чувствую себя вполне сносно, чтобы убить между делом какого-нибудь зомбированного гада. А ты?
— Эйфория, — пояснил Андрей. — Шаман говорил, что некоторое время мы будем чувствовать себя хорошо. Эта его дрянь, по всей видимости, имеет такой эффект… обманчивый несколько.
— Да и черт с ним, — беспечно отмахнулся Иван. — Короче, как стемнеет, ждем, рубим первого, кто зайдет в палату, — если будут двое, рубим двоих…
— Если будет трое — троих, и так до роты, — язвительно продолжил Андрей. — Ловкий ты парень — что и говорить. Только ведь против фактов не попрешь, мой юный друг. Если увязать деятельность Пульмана и твоего «дяди» со всеми исчезновениями, проще сразу застрелиться. Стреляться не из чего — стало быть, повеситься. Вот на этих простынях.
— С какими еще исчезновениями? — снова насторожился Иван. — Я что-то не знаю?
— Ты многого не знаешь, — хмыкнул Андрей. — Зато хочешь сразу все сделать. Что ж — бывает… Короче, у нас за последний год временно пропадали практически все более-менее значимые фигуры областного масштаба. Недельки на три. Потом возвращались — а где были, не помнят. Думали — секта. Теперь-то мне ясно, что стало с этими товарищами. А тебе?
— Похоже, у вас в области любят вертеть дыры в черепах, — съехидничал Иван. — И как это влияет на наш план?
— Допустим, нам удастся отсюда вырваться — в чем я сильно сомневаюсь, — рассуждал Андрей. — Постараемся удрать за пределы области — это тоже та еще авантюра. Ну, хорошо — удрали. Приперлись, даже, допустим, в столицу. И пошли в компетентные органы.
— Лучше в ФСБ, — вставил Иван. — По-моему, это по их части. И какого-нибудь честного депутата найти — обязательно! Без депутата — никак.
— Договорились, — согласился Андрей. — Пошли мы в ФСБ, нашли честного депутата, все рассказали. Нам поверили и не посчитали, что мы с тобой безнадежные больные… А дальше через свои каналы эти ребята полезли проверять клинику в целом и Пульмана с Бабиновым в частности. Но ведь в областном масштабе все каналы — дырявые, и в прямом и в переносном смысле. Как только с ними возникнет контакт сверху, мы с тобой приплыли — это я тебе как старший товарищ гарантирую. Поверь мне, я ведь занимаюсь оперативной работой не первый год, и точно так же, как и ты, хочу свалить отсюда. Какой мне смысл сочинять?
Веришь?
Иван поразмышлял и сник, не найдя, что возразить. Сыщик был прав — шансы на успех в данном мероприятии практически отсутствовали. И хотя вздорный характер спецназовца не позволял мириться с очевидными фактами, он переживал молча, поскольку разумных доводов против аргументов соседа в настоящий момент не было. А было налицо лишь негодование и скорбь по поводу не правильного и несправедливого мироустройства. Надежда, эта извечная утешительница страждущих, уплывала куда-то налево, судорожно ловя ртом воздух и вяло шевеля дряблыми ногами. Однако по мере того как капитан все более мрачнел и хмурился, его сосед, зацепившись за какую-то мысль, сосредоточенно соображал. И вскоре удовлетворенно крякнул и похлопал себя по коленке, привлекая внимание товарища по несчастью:
— Мысль есть.
— Взять заложников и объявиться? — немедленно отреагировал Иван. — Не получается — думал уже. Многих факторов не хватает.
— Да, это сильно. — Андрей сочувственно поморщился. — Это круто!
Это от дырки в черепе — не иначе… Но мысль другая. Надо оставить памятку.
— Какую еще памятку? Для беспамятных? — Уязвленный Иван попытался ехидно скаламбурить.
— Ага — точно. Ты не кипи — послушай. Памятку для самих себя — то есть для Андрея и Ивана со стерилизованной памятью. Страховку на случай, если шаман оказался не прав. Не понял? Нужно описать, что с нами произошло в этих стенах. Так описать, чтобы потом, прочитав, можно было поверить… Спрятать послание и вынести с собой на волю. Мысль понятна?
— Чем писать? На чем писать? — деловито ухватился Иван, еще не понимая до конца, куда он клонит.
— Ты, кроме «Муму» и строевого устава, читал что-нибудь вообще?
Ну, из художественной литературы? — вкрадчиво поинтересовался Андрей. — Романы исторические, например? Вот-вот, вижу, в твоих не исковерканных борьбой мысли глазах появляется нездоровый проблеск. Уже лучше, уже лучше… Ну чем же писать голым узникам, лишенным всего на свете? Кровью, естественно! Найди здесь какую-нибудь острую штуковину, — хотя бы торчащую шляпку гвоздя, — порежься и хоть обпишись с ног до головы в свое удовольствие. Правда, есть опасность инфицировать ранку — ну да ничего, придется рискнуть. Кто не рискует, тот ходит зомби. Мысль ясна?
— На чем писать? — повторился Иван. — У нас, кроме бинтов на черепах, ничего нет.
— Вот на них, родимых, и писать. — Андрей прикрыл глаза. — Сейчас, естественно, не стоит — в любой момент могут впереться…
— Перевязка, — с сомнением буркнул Иван. — Черт знает, сколько нас здесь продержат. Наверняка будут перевязывать. И — на хер все твои памятки, в мусорное ведро.
— Палата прохладная, бинты свежие, — не сдавался детектив. — Мы не потеем, не дергаемся — лежим себе. Суток трое точно не будут перевязывать — это же не повязка на руке. Есть вполне реальная надежда, что нас отсюда выкинут в течение этих трех суток и оставят под врачебным надзором дома. Закодированные мы не опасны — сам понимаешь. И вообще — чего это я тебя уговариваю? Не хочешь — лежи себе и просто так жди. А памятка — хоть мизерный, но шанс.
— Можно попробовать, — согласился Иван. — Если день перележим, ночью вряд ли будут беспокоить — они же не совсем треснутые. Наверно, ночью отдыхают где-нибудь. Давай текст сочинять.
— Я сейчас тебя научу, как симулировать бессознательное состояние, — оживился Андрей. — Как-никак, несостоявшийся медик. Если до конца дня удачно притворимся, что не пришли в себя, ночью все у нас получится. Во дворе фонари, шторку отодвинем — света будет вполне достаточно. А сочинять — всегда успеется…