Тигр в стоге сена
Шрифт:
Она отшатнулась:
– Убить человека?!
– Он не человек, он – предатель.
– А при чем здесь ты?
– Я доверял ему, ты даже не представляешь, как я ему доверял. Он был мне ближе брата. – Тяжело ступая, он прошел к окну. Лицо Чабанова было пунцово-красным, голос дрожал.
– Надо было сказать Сергею, чтобы они бросили пару гранат в бюро пропусков. Там, под шумок, чем черт не шутит, может, достали бы этого гада. – Леонид Федорович говорил скороговоркой, словно размышляя вслух. Он не видел, что от его слов у жены стали дрожать губы, а на глаза навернулись слезы.
– Леня,
Он не оглянулся:
– А где ты видишь честных людей, – его голос походил на бред. Он сглатывал окончания слов и невнятно что-то пришептывал, – укажи мне хоть одного?
Ее руки сжались в кулаки. Анна Викторовна ударили ими в стену:
– Но не ты! Я всегда поклонялась тебе. Ты мог стать министром…
– Раньше они не пускали туда чужаков, а сейчас я и сам не хочу.
– А стал бандитом, – казалось она не слышит его. – Как я посмотрю в глаза дочери, что отвечу внукам? Что ты наделал, Леня? И я.. Лучше бы я умерла.
– О чем ты говоришь, ты – взрослая женщина? Оглянись, посмотри во что превратился наш мир. Это не люди, это куча шакалов и крыс, пожирающих свой народ. – Он ударил невидимого врага. – Только сегодня я сильнее их всех. Я решаю кто из них в какое кресло взгромоздится, я – а не они.
– Ты сошел с ума. Ты умный и сильный человек стал супостатом и тем хвастаешь и перед кем? Передо мной? Неужели ты решил, что и я крыса и смогу жить с бандитом?
– Аня?!
– Эх, Леня-а-а. – Жена смотрела ему в глаза. В ее взгляде были презрение и жалость. Жалость, которой он не мог терпеть. Он, сильный человек, не нуждался в жалости. – Ты бы посмотрел на себя в зеркало – тень, а не Чабанов. В тебе поселился страх. Пьешь, кричишь по ночам.
– Я ничего и никого не боюсь.
В ее глазах появилось что-то такое, что заставило его опустить свои.
– Знаешь что, – она повернулась к нему спиной, – пойдем к людям. Расскажи им все, повинись. Люди тебя поймут.
– Люди? – Он коротко хохотнул.
Жена знала, что это признак слепой ярости, которую погасить могла только она, но даже не оглянулась. Ей казалось, что только твердость может сейчас спасти его.
Чабанов скрипнул зубами, но не сдвинулся с места.
– Тогда я сама расскажу все.
– Что? – Он задыхался и с трудом произносил слова, – что ты знаешь, да и кто тебе поверит? Куда бы ты ни пошла – везде мои люди.
– Тогда я уйду из этого дома.
– Остановись! – Чабанов впервые за всю их многолетнюю совместную жизнь схватил жену за плечо и резким движением повернул к себе. – Ты не оставишь меня, я люблю тебя.
– Ты?
В ее глазах было столько презрения и брезгливости, что Чабанов, уже не владея собой, выхватил пистолет и выстрелил в них. Теплые капли упали на его руки и лицо. Он закричал от ужаса и бессилия…
ГЛАВА 12
Чабанов пришел в себя от того, что кто-то несколько раз позвал его по имени и отчеству. Леонид Федорович поднял голову и увидел, что бабина автоответчика крутится, а из телефона доносится знакомый голос:
– Леонид Федорович, вы меня должны помнить еще по обкому. Вас беспокоит генерал-майор Завалишин из МУРа…
Чабанов протянул руку, чтобы включить обратную связь, и увидел, что в ней зажат пистолет. Он положил оружие на тумбочку и нажал кнопку.
– Я слушаю вас, Юрий Афанасьевич, – он сам удивился бесцветности своего голоса, – и хорошо помню.
– Тут к нам пришел, – Завалишин помолчал, – странный человек. Он из нашего города… Он говорит такие вещи… Я хотел бы поговорить с вами.
– Только со мной или?..
– С вами и с глазу на глаз.
– Где?
– У меня на даче. Это ближнее подмосковье, запишите адрес.
Чабанов открыл блокнот и вздрогнул – его пальцы оставили на белой бумаге кровавые следы. Он снял со стены рушник, много лет назад вышитый женой к его дню рождения и вытер им руки.
– Записал. Когда?
– Завтра от двух до трех часов дня, вас устроит?
– Договорились.
Леонид Федорович опустил трубку на рычаги и вдруг понял, что состоит из двух человек. Один воет от ужаса и готов разбить собственную голову об стенку. Другой холоден и рассудительно спокоен. Первый – хочет кинуться к телу любимой женщины, и пустить себе пулю в лоб, чтобы хоть на небесах догнать ее и покаяться. Второй – старательно не замечает тела, лежащего на ковре и, обойдя его, направился в ванную комнату, чтобы помыться перед дорогой. Только здесь, под горячими струями воды, эти два человека слились воедино. Чабанов зарыдал и принялся бить кулаком в стену, даже не замечая того, что после первого же удара кровь потекла из разбитых пальцев и стекает в ванну, смешиваясь с водой. Он пришел в себя не от боли, а от того, что увидел себя, стоящим в окровавленной воде. Леонид Федорович открыл пробку и слил покрасневшую жидкость. Потом шагнул на коврик, старательно вытерся и, аккуратно обработав ссадины и порезы, принялся медленно бинтовать израненную руку.
Из ванны вышел уже другой Чабанов. От первого – у него осталась непроходящая тупая боль в груди, а от второго – жесткий, холодный взгляд человека, пережившего свою смерть. В прихожей он аккуратно перевязал галстук, тщательно обтер и переложил во внутренний карман пиджака свой пистолет и, взяв в руку небольшой чемодан, вышел из дома.
Уже из самолета он позвонил и приказал убрать его квартиру.
– И оформите это как-нибудь поприличней.
Чабанов сидел в кресле переднего салона и совершенно не думал о предстоящей встрече. Он размышлял о том, что слишком медленно и осторожно продвигает своих людей в Кремль. Время требовало другого – решительности и беспринципности. Все, что нельзя купить, нужно было захватить, не считаясь ни с чем.
– Хватит работать в белых перчатках, – проговорил Леонид Федорович вслух, не замечая склонившейся к нему стюардессы.
– Извините, – певучий женский голос заставил его вздрогнуть, – что вы сказали?
Долю секунды он смотрел на нее, не понимая где находится. Потом улыбнулся:
– Вы – прелесть.
Она чуть смутилась:
– Я разбудила вас?
– Нет, нет.
– Будете кушать.
– И пить.
Она искоса взглянула на его соседа:
– У нас только лимонад и минеральная вода.