Тигр в стоге сена
Шрифт:
– Ай, молодец, – закричал таджик. Он забрался на стул, поднес к губам Рахимова диктофон и сорвал с них клейкую ленту.
– Это что Худояров стал работать против нас? – Свистящим от боли шепотом проговорил полковник, называя имя начальника управления уголовного розыска министерства внутренних дел. Министр был тряпкой и уже несколько месяцев всем его ведомством заправлял подполковник Худояров. Таджик в ужасе отпрыгнул от пленника, вертящегося от боли на вывернутых в суставах руках, но говорящего страшные слова.
– Я узнал тебя, сука, ты работаешь начальником неврологического
Таджик невольно отрицательно дернул головой.
– Тогда кто?!
Глаза истязуемого были так страшны, что врач в ужасе заколотил кулаками по животу качающегося полковника, потом полез на стул, чтобы заклеить тому рот, но споткнулся и грохнулся на пол. Стукнула дверь и сильный удар заставил Алишера задохнуться. Ему снова заклеили рот. Рахимов посмотрел вниз и увидел еще двоих парней, стоящих рядом с врачом.
– Больше я ничего не могу с ним сделать, – проговорил, чуть не плача таджик, – придумайте сами, что хотите.
– Ладно, – один из мужчин оттолкнул его в сторону, – сначала мы сделаем из него боксерскую грушу, а там видно будет. Несколько минут они старательно обрабатывали полковника с двух сторон кулаками. Тот летал от одного к другому, как резиновая кукла, но не чувствовал боли. В нем продолжал гореть костер, разожженный уколом. Рахимов стал чувствовать силу ударов только тогда, когда парням уже надоела эта «игра».
– Давай перекурим, – сел в кресло первый, – пусть этот афганец займется им. Он любит снимать с живого человека шкуру, вот пусть и нарежет его лоскутами, а мы посмотрим.
Второй парень куда-то вышел и через минуту вернулся с широкоплечим, кряжистым мужчиной. Тот поднял голову, и полковник чуть не вскрикнул. Перед ним стоял один из его бывших боевых товарищей по Афганистану – старший лейтенант Стасько, по кличке Чума. Рахимов вспомнил, как тот, выбивая сведения из захваченного ими душмана, вытащил из живого человека кишки…
Чума стоял и смотрел на висящего полковника и тому было непонятно – узнал ли его Стасько.
– Ну, Чума, – проговорил первый парень, пуская дым в потолок, – гад нам попался крепкий, теперь только на тебя надежда.
– Так это он там, в подъезде, Сухого грохнул?
– Ну, – собеседник Чумы поднялся и, медленно прижимая сигарету к соску Рахимова, затушил ее, – и Моржу два ребра в легкие всадил. Если бы не Кошак со своим арбалетом, еще не известно кто бы кого в плен взял.
– Силен мужик.
– А я что говорю? Бери его в оборот, только не убей. Косарь через десять минут вернется. Он нам этого не простит.
Чума повернулся и направился из комнаты.
– Ты куда? – Удивился парень.
– За клеенкой, – пробурчал Чума, – не пачкать же здесь все красным.
Рахимов проводил глазами своего бывшего боевого товарища и посмотрел в окно. Со двора доносились шелест отяжелевших от утренней росы листьев и неустанные трели сверчков. Хотелось жить. Вдруг где-то рядом коротко взлаял автомат. Полковник повернул голову к двери и увидел, что оба парня вскочили с кресел, но в ту же секунду дверь слетела с петель и две короткие очереди опрокинули их на пол. Милиционер успел вытянуть из кармана свой пистолет, но Чума резким ударом впечатал приклад автомата в его лоб. Из головы таджика полетели брызги, вечернившие белую кожу дивана. Стасько поднял автомат и в лицо офицера пахнуло жаром пролетающих мимо лба пуль. Крюк, на котором он висел, вылетел. Чума подхватил пленника на плечо и бегом кинулся по коридору. Алишер видел, как он на ходу подхватил еще один автомат и сумку с патронами. Через секунду они уже неслись на еще темному шоссе в сторону Душанбе. Почти не снижая скорости, Стасько сорвал с его губ ленту и выстрелом перебил наручники.
– Мы еще поживем, майор! – прокричал он, перекрывая свист ветра и шум мотора, врывающиеся в открытые окна.
Алишер нащупал второй автомат, вставил в него рожок, передернул затвор, потом повернулся к своему спасителю:
– Спасибо, старлей!..
– Сочтемься…
ГЛАВА 14
О том, кто такой Никитин и что он делал в Душанбе, Чабанов узнал только через несколько месяцев, когда Завалишин познакомил его с одним из бывших офицеров КГБ, только что изгнанным на пенсию.
– Лучше его никто не знает ни экономики капитализма, ни того, во сколько она обходится советскому народу, – охарактеризовал Завалишин своего приятеля.
– Если же учесть опыт его работы в разведке, то вы приобретаете ценнейшего работника.
– Который сдаст меня своим бывшим работодателям? – Пошутил Чабанов.
– Бросьте, сейчас у него нет ни работы, ни ее «дателей». А он много лет прожил на Западе и знает что можно купить за деньги, а что нельзя. Я уже не говорю о том, как он обижен на нынешние власти.
Станислав Николаевич Приходько не просто понравился Чабанову, но и серьезно озадачил его. Леонид Федорович первый раз в жизни встретил человека, перед которым ему захотелось встать. Невысокий, скорее тощий, чем сухой, этот незнакомец так взглянул на Чабанова из-под своего высокого с залысинами лба, что тот почувствовал себя учеником, желающим показаться значимым перед глазами великого учителя. Но тот час же бывший разведчик опустил глаза и все исчезло – перед Леонидом Федоровичем сидел незаметный человек, одетый в простую охотничью куртку и старые яловые сапоги. Он мог быть кем угодно – бывшим офицером, учителем, бухгалтером или кассиром. Только чтобы скрыть удивление, Чабанов спросил:
– Какие иностранные языки вы знаете?
Приходько поднял глаза и Леониду Федоровичу стало неудобно.
– В цивилизованных странах меня поймут, – прошелестел голос незнакомца.
Он был тих, но отчетлив. Чабанов не только все услышал, но и, как ему показалось, разобрал каждый звук. В глазах нового знакомого что-то мелькнуло, и Леонид Федорович поднялся почти одновременно с ним. Они вышли из охотничьей избушки и медленно, один за другим пошли в лес. Чабанов не был уверен тот ли это человек, который ему нужен, потому что, хотел он признаваться в этом или нет, но испытывал перед ним робость, граничащую со страхом. В первое же мгновенье встречи ему показалось, что Приходко заглянул в самую глубину его души.