Тигр в стоге сена
Шрифт:
Минут двадцать шел традиционный медленный разговор с чаепитием о здоровье семей, погоде, видах на урожай, воспитании детей. Потом подали жареную рыбу и пиалы с чаем сменил коньяк. Зная, что московский гость не любит пить спиртное из пиалы, ему подали хрустальный бокал. Затем принесли шашлык, за которым последовал плов. Только часа через два заговорили о деле. Говорили негромко и недомолвками. Никитин, пользуясь тем, что стол был заставлен фруктами, ломтями арбузов и дынь, отвечал неспеша, смакуя еду и восторгаясь сладостью и нежностью плодов. Когда рассвет начал золотить вершины гор, снова подали чай, но прежде всем дали умыться. Один мужчина держал небольшой медный таз, другой поливал гостям на руки
– Я передам ваши условия своему начальству, – Никитин отставил в сторону пиалу и, отказавшись от очередной порции чая, встал, – благодарю вас за прием. Еда была изумительна, а фрукты и овощи неповторимы. Сейчас прошу меня простить, мне надо немедленно лететь домой. Я хотел задержаться в вашем прекрасном городе на несколько дней, но, наш разговор заставляет меня изменить планы. Через день – два вы получите ответ.
Рахимов взглянул на одного из вставших мужчин. Тот кивнул ему:
– Поезжайте к пограничникам – так надежнее и быстрее, – проговорил мужчина.
Они попрощались. Рахимов сел за руль. Никитин опустился на свое место сзади него. Но не успел Алишер завести машину, как к нему кто-то подошел. Полковник не прислушивался к шепоту. Беседа разозлила его и он, еще сидя за достарханом, едва сдерживал ярость. Теперь, в машине старого друга, с его лица сошла добрая улыбка и он, сжав зубы, прищуренными глазами смотрел в затемненные стекла, сдерживая себя от желания сейчас же приказать Рахимову пристрелить всех участников совещания. Он бы так и сделал, если бы верил, что это поможет делу.
– Ищите! – Приказал Алишер и тронул машину.
Только когда они выехали на шоссе, он поднял глаза к зеркальцу заднего обзора.
– Олег Андреевич, – с час назад кто-то, похоже, с дельтаплана, пытался осветить нас инфракрасным излучателем. Мои ребята говорят, что, скорее всего, это был прибор ночного видения. После второго выстрела, луч погас. Они обыскали все вокруг, но никого не нашли. Я приказал расширить район поиска. Он мог сам выключить прибор.
– А что нас можно было подслушать?
– Конечно, нет – у меня новые японские глушилки, но раз вы приказали…
– Ничего, – махнул рукой полковник, – даже если он жив, это ничего не меняет. Мне даже не интересно, кто это так настойчив. Сейчас меня волнует то, о чем говорил твой начальник. Скажи, он действительно может заварить всю эту кашу?
– Да. Когда наш любимый генсек провозгласил курс на создание «национальных квартир», наш генерал быстрее всех сориентировался и вышел на фундаменталистов. Я узнал об этом, когда у них появилось оружие. Перехватил пару караванов, задержал с десяток человек, а когда понял откуда ветер дует, то было поздно. Меня к этим делам не попустили.
– Плохо работаешь? – Никитин тут же пожалел о заданном вопросе и попытался сгладить неловкость. – Хотя, если бы мой начальник задумал бы что-то подобное, то я об этом даже бы не узнал.
Рахимов промолчал.
– Тогда я советую тебе сегодня же отправить семью ко мне в Москву. Я знаю этого человека.
– Я – то же. Поэтому, в час, когда ваш самолет сел в Душанбе, мои уехали к родственникам в Ленинабад. Там спокойнее, чем в Тауэре – оружия больше и люди надежнее.
Никитин вздохнул.
– В странные времена мы живем. Руководитель партии и государства, русский человек, разрушает страну. Самое интересное, что делает это из благих намерений, пытаясь модернизировать социализм. Генерал КГБ готов поднять восстание, чтобы обеспечить безбедное будущее своим внукам и правнукам. А два полковника намерены сохранить статус кво.
Рахимов молчал. Ему показалось, что он увидел высоко в небе парящий дельтаплан, но он не хотел волновать друга, который и так был озабочен происходящим…
* * *
Чабанов был разозлен. Боляско доложил ему о бессмысленной потере четверых человек и машины.
– Когда мы послали дельтапланериста с соответствующей техникой, – рассказал Сергей, – чтобы он нашел и записал о чем и с кем будет говорить этот странный москвич, они высветили его и ранили. Кроме того, весь дом так прикрывался, что ему не удалось ничего записать. У нас только номер машины, которая подобрала этого человека у гостиницы. Выбрался он на вертолете пограничников. Единственное, что нам удалось узнать, что прощаясь, начальник особого отдела управления погранвойск сказал ему, что через пару дней прилетит в Москву.
– Ну, что ж, – Чабанов пожал плечами, – ищите.
– Похоже ищем не только мы, – в голосе Боляско звучали извинительные нотки, – там была еще одна машина и мотоцикл…
– И что, они оказались удачливее?
– Нет, тоже убиты.
Через три дня полковник Рахимов, поздно вечером возвращался со службы. Он отпустил шофера за пару улиц до дома, чтобы немного пройтись. Сделав несколько шагов, он почувствовал, что кто-то идет за ним. Алишер, не оглядываясь, сунул руку под пиджак и снял свой пистолет с предохранителя. Проиходящее было странным. За многие годы службы никто и никогда не следил за ним. Много раз, когда он воевал в Афганистане, ему приходилось охотиться на людей, но, чтобы самому стать дичью – такого с ним еще не было.
После отъезда Никитина в управлении творилось что-то невообразимое. Люди, хотя бы частично посвященные, в проблемы, связанные с приездом московского начальства, разделились на два лагеря. Часть из них, считавшая что у них одна родина – Советский Союз, верная присяге и своему уже мертвому благодетелю Андропову, сгруппировалась вокруг Рахимова. Другие, уверенные в том, что Союз погиб и Таджикистану придется самому выбирать путь развития и поэтому каждый из них уже сейчас самостоятельно должен позаботиться о будущем своих семей, поддерживали начальника управления. Сам генерал ни о чем подобном даже не говорил. Он давно создал собственное подразделение, укомплектованное родственниками и лично преданными ему людьми и все эти дни боролся с собой, оттягивая момент принятия окончательного решения. Ему хотелось верить, что Москва примет его условия и все останется по-прежнему. А раз так, то ему остается ждать, когда власть в этой, на его взгляд аморфной и коррумпированной до мозга костей республике, упадет ему в руки. Ведь он был единственным человеком, владевшим всеми секретами местной партийной кухни, как и знавший все тайные наклонности ее лидеров. Когда Таджикский ЦК опирался на силу Кремля, пределом генеральской мечты была работа в Москве, с тем, чтобы после выхода на пенсию пользоваться кремлевской поликлиникой и санаторием в Архангельском. А сейчас… сейчас только дурак не набивал карманы золотом и долларами и только дурак не желал взять власть в республике. Он же и то, и другое заслужил многолетней нелегкой службой. Разве для того, чтобы остаться за бортом тонущего корабля, мальчишкой он воевал с бендеровцами? Или проливал кровь в Кашгаре, где по приказу НКВД, дрался с китайскими генералами, помогая уйгурам создать свое государство? Кто еще из знакомых московских генералов ходил с караваном оружия и наркотиков через Гиндукуш? А он ходил и не один раз. Нет, он сполна заслужил то, о чем просил Москву. Просил, а не требовал. Да, просил, создав крепкий тыл и опираясь на далекий Карачи, ведь ничего другого он не мог положить на чашу весов, чтобы уравновесить тяжесть московского Кремля. И этот мальчишка, Никитин – то же знаток Таджикистана. Послужил здесь пять лет, да три года повоевал в Афганистане, а туда же – губы улыбаются, а глаза, как автоматные стволы. Обещал через день – два ответить, но уже прошел третий, а столица все молчит.