Тигрица
Шрифт:
– И все слепые?
– спросил я вполголоса.
– Да. С первого же вечера. Она делает это ногтями.
– Она приходит каждую ночь?
– Почти каждую. Она дает нам есть, поет для нас, и мы аплодируем. Когда кто-нибудь из нас умирает, она снимает труп с цепи и бросает его в какую-то яму. Она сама говорила об этом и хвалилась, что заполнит яму доверху.
– Кто ей помогает?
– Наверное, агент по продаже недвижимости, ну и, конечно, старые слуги с виллы. Кое-кто рассказывал,
Дрожащим голосом я шепнул ему на ухо:
– Что бы ты сделал, Джордж, если бы она запела, а ты обнаружил, что на тебе нет цепей? Ни на тебе, ни на других? Что бы ты тогда сделал, Джордж?
– Спроси их, - проскрипел он.
– Спроси всех по очереди. Я-то знаю, что сделаю!
– И он снова заплакал от бессильной злобы.
– Она всегда приходит в одно и то же время?
– Насколько я знаю, да. Но время теперь ничего не значит для нас. Мы просто ждем смерти.
– Цепи на замке?
– Да, и ключ, вероятно, у нее. Может, у старика наверху, но это вряд ли. Вот если бы у нас был напильник, мы перепилили бы цепи.
– А ты писал что-нибудь на стене в комнате?
– Конечно! Думаю, что все писали. Один написал сонет в честь изумительных глаз этой женщины. Разве ты не читал его на стене?
– Нет. Старики белят стены перед прибытием нового хозяина.
– Так я и думал.
– Значит, ты знаешь, Джордж, что сделаешь, когда освободишься, а она будет петь?
– Да, мы все знаем.
Я ушел, обещав ему положить конец этому в силу своих возможностей.
На следующий день я посетил донну Марчези и преподнес ей букет орхидей. Она приняла меня в музыкальном салоне. Я понял намек и попросил ее спеть. Она застенчиво и как бы нехотя спела мне отрывок из арии, которую я уже хорошо знал. Я не скупился на аплодисменты. Она улыбнулась.
– Вам нравится?
– Еще бы! Я хотел бы послушать вас еще, я мог бы слушать вас целыми часами, днями, всегда!
– Вы очаровательны, - промурлыкала она.
– Думаю, это можно устроить.
– У вас такой обворожительный голос! Но вы слишком скромны. Почему вы не покажете его всему миру!
– Я пела один раз на публике, - призналась она со вздохом.
– Это было в Нью-Йорке, в частном концертном зале. Присутствовали почти одни мужчины. У меня, может быть от волнения, сел голос. И публика, главным образом мужчины, не были ко мне снисходительны. Они шикали, даже свистели.
– Не может быть!
– возмутился я.
– Тем не менее, это правда! Но с тех пор ни один мужчина не освистал меня!
– Убежден в этом!
– воскликнул я в блаженном негодовании.
– У вас чудесный голос, я совершенно искренне вам аплодировал. Да, кстати, не позволите ли вы
– Вы и в самом деле хотите этого, мой друг?
– Без сомнения. Может, я им никогда и не воспользуюсь, но хочу его иметь. Мелочи жизни составляют мое счастье, а ключ - одна из таких мелочей.
– Ну что ж, он у вас будет. Но доставьте мне удовольствие, не пользуйтесь им до воскресенья. Сегодня у нас пятница, так что вам недолго ждать.
– Счастлив выполнить ваше желание, - уверил я, целуя ей руку.
– Но услышу ли я еще раз ваше пение? Вы позволите мне приходить почаще и слушать ваш чудесный голос?
– Обещаю, - сказала она.
– Я уверена, в дальнейшем вы часто будете слушать мое пение. У меня странное впечатление, что наши судьбы связаны.
Я взглянул в ее глаза, в желтые кошачьи зрачки. Да, это правда. Сама судьба привела меня сюда, чтобы повстречаться с ней.
Я купил два десятка напильников и поехал в Милан, где повидался с тремя консулами - английским, французским и американским.
Они мне не поверили. Я назвал имена, и им пришлось признать, что расследование и поиски имели место, но что касается всего остального, то они уверены, что у меня кошмары в результате злоупотребления итальянскими винами. Я уверял их, что не был пьян, и так настаивал, что они в конце концов согласились пригласить начальника уголовной полиции. Тот знал Франке, торговца недвижимостью, знал и донну Марчези и кое-что слышал о вилле, но это были только слухи.
– В субботу вечером мы приедем, - пообещал он мне.
– Значит, вам остается одна ночь. Дама не будет пытаться поймать вас в ловушку до воскресенья. Вы займетесь стариками?
– Я их обезврежу. Приглядите, чтобы Франке не удрал. Вот дубликат ключа. Я пройду в подземелье до полуночи. Как только я буду готов, я открою дверь. Если я не вернусь до часу ночи - входите со своими людьми. Вы все поняли?
– Да, понял, - сказал американский консул, - но все-таки думаю, что все это вам приснилось.
Вернувшись на виллу, я вновь угостил стариков снотворным - не слишком много, но достаточно для того, чтобы они хорошо спали ночью. Я щедро расточал золото и, как бы по небрежности, позволил им увидеть, где я храню свои деньги.
Затем я спустился в подвал и открыл дверь. Я снова слушал, как донна Марчези поет перед публикой, которая никогда не обижает ее. Как только она ушла, я раздал напильники. Обошел всех слепцов, ободряя их и давая инструкции насчет следующей ночи: они должны так перепилить свои цепи, чтобы Тигрица не заметила освобождения своих рабов. Осчастливила ли их эта надежда на свободу? Не знаю. Но их восхищала другая перспектива.