Тигриный лог
Шрифт:
– Одиннадцать, кажется.
– Одиннадцать лет! Обалдеть! – фальшиво присвистнула я. Не умела этого делать, как надо. – За такое время забудешь, как они выглядят, а ты их пугаешься до сих пор! Я же не страшная? – испугавшись, что могу услышать от Лео неприятную правду, я поспешила добавить. – В смысле, не пугаю? Я не про оценку своей внешности.
– Не пугаешь, - сказал он. Меня это должно было удовлетворить. Но не удовлетворило. Разбалованная вниманием Джина, я бы не отказалась от комплимента или признания какого-нибудь достоинства. Но заслужить от Лео «не пугаешь» - это уже ого-го! Это вам не вице-мисс Вселенная. Я Лео не пугаю, шутка ли? Когда я доедала второй пирог, он подходил к концу первого. Хотелось потрещать ещё о чем-нибудь. Идти спать пока не тянуло.
– Завтра банный день, - принялась я, как акын*, замечать очевидное. – Видишь,
– Всё будет в порядке. – заметил Лео.
– Откуда такая уверенность? – прищурилась я. – Ты приглядываешь за мной и без просьб?
– За тобой приглядывают. – спокойно промолвил он. Мне стало неловко. Он что же… видел, что Шуга и Ви стоят на шухере? Ай-яй-яй, что же делать? Это ведь означает, что он понял, что Шуга и Ви знают о моей половой принадлежности! Он донесет Хенсоку? Хану? Кому? Уже донес, но почему-то те пока молчат? Думают, когда лучше выгнать? Надеются, что сама уйду?
– Ты… про ребят? – Лео кивнул. – Ты знаешь, что они стерегут меня у бани?
– Видел.
– А… - почему я так элементарно этого не предусмотрела? Разумеется, что страж монастыря бродит везде и следит за всем. Как он мог проглядеть двоих пацанов у дверей, когда внутри моется девочка? Никак, поэтому и не проглядел. – Значит, ты теперь в курсе, что эти двое осведомлены…
– Трое, - уточнил Лео. Я распахнула глаза шире.
– Что?! – он поднял три пальца свободной руки, не отвлекаясь от вкушения пищи. – Ты… о ком третьем идет речь?
– Джин, - спокойно выдал монах-воин. Мне едва не поплохело. Как много он видел и знает здесь?
– Он меня не караулит…
– Он смотрит, - Лео стрельнул зрачками в уголки глаз, в мою сторону, но тотчас же отвел их, наверное, чтобы самому не делать того, о чем говорит. – Не как на остальных, - А нет, так бы он не смог. Он на всех смотрит одинаково, этот одинокий ручной тигр. Мурчать не умеет, но хотя бы когти не выпускает.
– Я не знала, что ты такой проницательный, - и наблюдательный! Но что дальше? Донос? Проводы из-за меня этих троих? – Ты… расскажешь об этом учителю Хенсоку? Ты пожалуешься, что они общаются со мной, хотя и знают о том, кто я такая? – он покачал головой. – Почему? – Лео не отвечал. – Почему ты решил не выдавать нас? – тишина. – Да ответь же! Как иначе я пойму, что это правда? Ты же всегда всё настоятелю говоришь, разве нет? Почему же оставишь тайну неприкосновенной?
– Нельзя делать другим плохо, - молодой человек покончил с первым пирогом и посмотрел на поднос на моих коленях, будто примериваясь, влезет второй или нет? – Если я скажу – их выгонят. Им будет плохо. Не так плохо, как оттого, что они нарушают устав.
– А я думала, что ты чтишь его так, что трава не расти – надо соблюдать, - изумилась я. – разве правила и законы монастыря для тебя не первостепенны?
– Для меня – да, - Лео всё-таки взял добавку и завертел её в ладонях. Они ещё были теплыми, мои пироги. – Но соблюдение устава – личное дело каждого.
– А Хенсок чесал мне о сакраментальности и осквернении монастыря нарушениями… он тот ещё лицедей, да? – парень нахмурился. – Прости, я знаю, что ты его любишь. Я не в обидном смысле. Он добрый, но иногда врет, да? – «иногда» я сказала, чтобы пощадить чувствительность Лео. Выражаясь языком моего окружения, такого, как Рэпмон, Дженисси, Гон, наш старейшина не временами приукрашивал, а беспробудно пиздел. Они это говорили не применительно о нем, но я не знала на данный момент никого, к кому бы это подошло больше. Милейший дедушка. – Ладно, если ты обещаешь, что никому не скажешь, то я спокойна. Ты вроде не пошел по стопам Хенсока и достаточно надежный в плане информации товарищ. Ты умеешь обманывать? – это был трудный вопрос. Он ел и молчал, молчал и ел. Помочь ему с формулировкой? – Если ты просто никому не говоришь и скрываешь что-то – это не ложь, это укрывательство. Дозирование правды. А врать тебе приходилось? Вот взять и в глаза сказать что-то несуществующее? – Лео пожал плечами. Иногда мне хотелось повесить на них тяжелое коромысло, чтоб они не имели возможности подниматься и опускаться, и тогда ему пришлось бы рефлектировать иначе. Словами, например. – По-твоему, ложь – грех? – Пожал плечами. Я сейчас закиплю или взорвусь! Лео не вызывал никаких гневных эмоций или недовольств, но его поведение… так хотелось с ним что-нибудь сделать! Подрихтовать, отшлифовать, отредактировать. – Ты не можешь даже определиться, что грех, а что нет? По каким принципам ты вообще живешь? – сгорбившись почти на корточках, вгрызаясь зубами в тесто, он перестал на меня реагировать. Устал от меня, ясно. Или очень
Вздохнув, я развернулась и пошла к себе, когда услышала за спиной тихое, мелодичное и вкрадчивое:
– Спасибо… спасибо за доброту, - я обернулась и Лео, смотревший до этого на уровне моей головы, резко опустил взор, уткнувшись им в свои босые ступни в сандалиях. Окончание его фразы развеялось шепотом по вершинам гор: - Не думал, что скажу это… девушке.
Тоска, трепетность и подтекст сказанного ненадолго захватили меня. Пока я отдавалась упражнениям перед сном, я думала только о Лео, гадая, что же, что такое произошло с ним в детстве? Даже если это было не столь страшное, конечно, ребенку это всё запомнится в десятки раз хуже, чем есть. И это что-то было связано с женщиной или женщинами, а кто оставляет более сильный след, нежели мать? Он сказал тогда, что даже не знает, живы или мертвы его родители. И они не знают, что он в Тигрином логе. Несомненно, это были недостойные люди. И тот, что довел мальчика до такого состояния, что даже к двадцати пяти годам он не способен оклематься, должен быть самым мерзким и отвратительным на свете!
Но когда голова моя коснулась подушки, горизонтальное положение совершило трансформацию сознания. Перед глазами снова был Джин, но, в отличие от вчера, только воображаемый. Хорошо, что он не пришел сейчас. Не знаю, до чего бы я дошла, что бы позволила и чему сопротивлялась. Поворочавшись минут пятнадцать, я опять окончила путешествие на спине. Нет, плохо, что он не пришел. Какого черта он не пришел?! Я хочу, чтобы Джин пришел. Нежно обнял меня. Нет, не нежно. Крепко. Нет, не надо. Я поцеловать его хочу! Как много «хочу» в моих мыслях. Лео был прав – хотеть нельзя! От одного желания рождаются другие, как в принципе домино, стоит пасть перед одним соблазном и поддаёшься всем. Да и смысл воздерживаться от остальных, если уже дал слабину? Есть, есть смысл! Если падаешь, то лучше невысоко, чтобы подвернуть ногу и достаточно, а не в глубокое ущелье, чтобы расшибиться насмерть. И всё-таки, на лопатках лучше не лежать. Это возбуждает (а что меня не возбуждало сегодня?). Пассивное положение женщины под мужчиной, снизу. Да, наверное, это лучше всего для первого раза. Я что, уже продумываю свой первый раз? Нет, мадмуазель, зарубите себе на носу, выбейте на лбу и вырежьте на стене возле кровати, что никто из адептов первым у вас не будет. И ничего связанного с постелью у вас здесь не будет! Только сон, здоровый и сон.
Грезя Джином, я кое-как уснула.
Примечание к части
* акын – поэт-импровизатор у тюркских народов, про которых говорят «что вижу – то пою»
4 октября
После зарядки с Чимином, я направлялась по своим обычным делам уборщицы, поломойки, кухарки и прочего в одном лице. Багряная осень всё сильнее одолевала растительность и, хотя зелени ещё сохранялось порядочно, всё-таки красно-желтые краски создавали удивительную пестроту и разнообразие. Я шла мимо учительского домика, в котором мне никогда не приходилось ещё убираться. Хан и Ли убирались у себя сами, их спальни были на втором этаже милейшей избушки в китайском стиле, с драконьими головами на углах крыши, через рты которых с неё стекала вода после дождя. Дверь на первом этаже была открыта. Протереть у них там, раз уж я с ведром и водой? Я поднялась на порог и, скинув обувку, окликнула:
– Можно? – эха не было, поскольку помещения были узкими и не созданными для гулкой акустики. Впереди наверх вела резко наклонная лестница. Направо была ещё дверца. Я потянула за ручку. – Есть кто-нибудь?
Небольшая комната вдоль стен заполнилась шкафами, и лишь вдоль одной разместился массивный стол из какой-то драгоценной древесины, темный, ухоженный, как будто его полировали ежемесячно. Что-то вроде секретера с выдвижными ящиками. Я поставила ведро и шагнула внутрь. Меня заинтересовало содержимое полок: кубки, медали, различные статуэтки и награды. Они сияли и превращали несколько квадратных метров в музей. Чьё это всё? Мастеров? Разумеется, в молодости они уходили отсюда, после получения первого тана. Я как-то не думала об этом раньше. Некоторые премии выглядели старее, у каких-то на подставке было написано «Первое место в соревнованиях по тхэквондо», «Первое место чемпионата школ боевых искусств по каратэ», по тайскому боксу, по различным видам ушу. Наград было множество! Некоторые именные мне ничего не сказали, хотя одна табличка выдавала, как владельца, некоего человека по фамилии Хан, но я не знала, настоящая она у нашего учителя или тоже псевдоним? В углу стояла бива. Я и не знала, что в монастыре кто-то увлекается музыкой! Казалось бы, для нашего воинственного нрава это чуждый элемент.